Взыскующие града

Моя бесконечно милая девочка! Прежде всего позвольте Ваши ручки. Я их цеую раз, другой, третий, потом переворачиваю и целую ладошки, потом пальчики, все вместе и каждый в отдельности. Все это из благодарности за прелестные письма. Я нахожу восхититеьными твои "зарницы" и прочие литературные прелести. Еще более нравится мне твоя веселость даже в присутствии "грозовых туч". Поистине дух веселия, даже "гиперболичного", возвышает над обыденностью, и в то время, как "серьезное" отношение к мелочам жизни порождает пересуды и осуждения,—крылатая шутка с легкостью возвращает человека к самому себе. Этот дар крылатого веселья и легкой иронии ко всему происходящему в "дольних" местах широко текущей жизни — украшают тебя не менее, чем твои "прекрасные глаза" и не менее, чем твои прекрасные губы, которые я люблю за их удивитеьно тонкое выражение, за их бесконечно скромную жизнь, за их чистоту и благоуханность. Относительно "Манички" ты прохаживаешься великолепно, и я тебя осуждать не посмею уже потому, что твое нежное сердце бесконечно добрее, незлобивее моего. Не мне тебя учить. Катерине еще раз желаю доброго аппетита. Радуюсь очень, что Боба опять стал нежен. Ты веди свою линию и гуляй каждый день, а там пусть "гремит гром" в отдалении и, если вдруг и на тебя попадут частицы "атмосферных мазков", ты со спокойствием мудреца и как ни в чем не бывало, продолжай свою жизнь. Это поистине будет прекрасно. Рассказы твои о Домночке меня очень тронули, но я пока не придумаю как бы выразить ей свои чувства.

Вчера у нас происходило "совещание" с Трубецким. Три мистических философа поистине соединены солидарностью. Булгаков меня восхищает, а Бердяев эстетически радует. У меня общий ком впечатлений. Великолепное звездное небо, прекрасные кудри Бердяева и масса пирожных, печений, мармеладов у Трубецкого, сонный и хладный душою князь, какие-то переговоры на расстоянии пистолетного выстрела и в результате журавль все почему-то летает и не хочет садиться. Ну, Бог с ним ! Пусть себе полетает. Мне уже приятно и то, что насшироко приглашают в "Московский Еженедельник". Очевидно, бедный журнальчик чахнет, и его может спасти только усиленное питание. Князь три раза повторил, что моей статье о Джемсе очень рады. Вообще просит содействия. К сожалению, приглашая садиться, не указывает ни одного свободного стула.Мы, то есть С.Н. и я, чувствуем себя неопределенно. С одной стороны, "пожалуйста", а другой — никаких полномочий. Я-то радуюсь исключительно из-за того, что мой финансовый кризис смягчается, и я что-нибудь заработаю. Но вот если книгоиздательство осуществится — тогда дело другое. Там можно по-настоящему поработать и свершить истинно культурное дело. У нас же самые обширные планы.

Надежда выглядит очень неважно. Была больна несколько дней. Тронутый твоим "сожалением", я решил сделать Наде подарок. Пошел к Чичкину, купил яиц, масла и сыра и принес Наде. "Вот вам подарок от Жени!" Надя в это время только что кончила переживать муки и радости творчества (она пишет о Пушкине) и ужасно была тронута твоим вниманием. Когда же раскрыла пакет и увидела яйца, то стала страшно хохотать и была страшно довольна. Еще бы! Она уже две недели не видела яйца! Надя так много радовалась, что сделала из этого целое событие. Ее письмо, которое я посылаю в посыке, написано давно. А теперь она собирается написать "еще". Но я ей не верю.

От всей души обнимаю тебя, от всей души целую тебя. Поцелуй нежно Мусь-Муську и всех дорогих наших. За твои письма я бесконечно тебе благодарен и много раз еще целую твои дорогие руки. Христос с тобой и Ириночкой!

Всем сердцем твой

Володя.

168.     В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <19.02.1910. Москва — Тифлис>

19 февраля 1910 г. Москва