<…> Жму сильно, сильно твою руку, мой ангел и друг милый, будь покоен и верь твоей Гармосе — это дает и мне силы на то, чтобы поставить самой себе жизненные преграды для возможности борьбы с собой, для внесения предела в беспредельный подъем и силу всего, то говрит во мне. Не для сведения всего к смерти, но для внесения предела!
Дорогой ангел, ведь и предел-то тогда и задача вносить, когда есть бспредельное, а когда его нет, то нет живого творчества в жизни, нет религиозного дела, а так, один предел, ничего непобеждающий. Ты все забываешь, что безотносительно равно ведет к смерти как беспредельное, не ограниченное пределом, так и предел, не наполненный беспредельным. Он имеет только видимостьформальную выполнения задачи, видимость теургии. Компромисс несовершенства, как ты писал, на котором кротко смиряются, т.к. Господь разрешил. Хуже, это может обмануть человека, усыпить его, не заметит, как он умрет, а тут, по крайней мере, враг громко кричит о себе и вызывает на бой и тогда на победу, на какую победу! Вот тогда жизнь является действительно теургией, а не прилизанным благополучием.
Воображаю, как ты иронически улыбаешься на меня, читая это все! Вот эта моя любимая мысль о внесении предела в бепредельное (но только не надо, чтобыбыло беспредельное!) должна стать для меня живым делом теперь <…>
366. С.А.Аскольдов — В.Ф.Эрну[1136]
<2.03.1912. СПб — Рим>2 марта 1912 г.
Дорогой Владимир Францевич!
Хочу послать Вам книжку о Козлове и не уверен в Риме ли Вы и пробудете ли еще. Черкните о Вашем быте с точки зрения пространства, времени и всех прочих форм и категорий. Равным образом поставьте в известность и о Н.А.Бердяеве, который, как слышал, был с Вами в Риме, а может быть до сих пор там; ему также хочу послать книжку и не знаю куда.
С большим удовольствием читаю Вашу статью в Лопатинском сборнике. Только там у Вас есть местечко, которое меня испугало — не сделались ли и Вы антипсихологистом. Вопрос о психологизме — вопрос первостепенной важности. От того или иного решения зависит участь целых направлений, на дне этого вопроса лежит вопрос о Боге, о душе и др., не даром поднялась такая бешеная травля на психологизм. Неокритицисты и неогегельянцы чуют, что тут их погибель. Этот вопрос меня сейчас очень занимает и я жалею, что мы не можем все столковаться по поводу предполагаемого "гносеологческого" сборника. Обидно будет, если в таких вопросах мы будем, кто в лес, кто по дрова.
Пока до свидания. Будьте здоровы и благополучны.
Ваш С.Алексеев.
С.Петербург, Кронверкская ул., д.21, кв.22.
367. С.Н.Булгаков — В.Ф.Эрну[1137]
<7.03.1912. Москва — Рим>7 марта 1912 г., Москва
Дорогой Владимир Францевич!
И телеграмму и письмо Ваше я получил. На меня некоторою горечью, хотя мимолетною, легла Ваша как бы обида, что я ставил вопрос о доверии. Конечно, вопрос этот риторический, и я ждал на него одного лишь ответа, какой и получил, но психологически момент был таков, что подтверждение это мне было совершенно необходимо, и не потому, что я принял всерьез заявление Николая Александровича о Вашей солидарности с ним, но потому, что слишком трудное создалось положение. Я не имел тогда ни времени, ни сил (не забудьте мой образ жизни!) больше написать Вам, но если бы Вы читали письма Николая Александровича мне и Григорию Алексеевичу, Вы поняли бы всю кошмарность положения, не рассеянную и теперь. Положение осложняется охватившим Николая Александровича совершенно ложным самочувствием и обострившейся в нем антипатией ко мне, создавшейся, очевидно, на почве этого года (тут есть промежуточные звенья, о которых не стоит говорить). Итак, не сомнения в Вас и Вашем понимании наших обязанностей, которое вполне сходится с моим, но прямо чувство моральной загнанности в угол и огромной ответственности заставило меня обезопасить себе тыл и поставить риторический вопрос о доверии. Забудем это.
Я не знаю теперь, будет ли иметь и Ваше письмо к Николаю Александровичу благие действия. Опасаюсь обратного. Надеюсь на время и силу логики и правды, которые всецело не на его стороне. А я делаю и буду делать от себя все, чтобы вести дело к мирному исходу и надежду на него не потерял. Ибо считаю, что это мой долг перед делом.