За это время я вышел в свет, читал студентам в СПб в защиту религии. Тоже буду и здесь 10-го[494]. Это устроил кружок христианских студентов, примыкающих к международной студентеческой ассоциации (не соблазняйтесь этой "международностью", как и я соблазнялся)[495]. Впечатления были отрадные и бодрящие. Есть возможность создать хотя небольшое ядрышко студентов и курсисток на чисто религиозной почве, и это дорого[496]. Теперь здесь уже есть такой кружок курсисток, собирающихся у Новоселова. Если приедете, расскажу, а писать трудно. Но этими надеждами мы сейчас живем. Общался я, кроме внешних, с "кружком Новоселова". Редко видался с Эрном, к которому чувствую любовь все большую. О Валентине Павловиче Свенцицком нечего сообщить, он у меня почти не бывает, от Эрна тоже уклоняется. Действия внешние, т.е. бесконечные чтения с выступлениями Вы знаете по газетам. Так что с ним, по-видимому, скверно, и это писать мне Вам было так тяжело, что я откладывал письмо. Хуже всего то, что, как определяет Эрн, он старается вести себя так, как будто ничего не произошло и все остается по-прежнему: "Антихрист", слава Богу, почти не расходится, но автору его повредил страшно, судя по отзывам[497]. Последняя ненужная и злобная выходка Гиппиус в "Русской Мысли"[498]. Однако повторяю, что о духовном мире Валентина Павловича сужу по слухам и с чужих слов.
Много я волновался действиями синода, запиской Гр<игория /> Петрова, все-таки очень вредной и для него сильной (поначитался братской, да и всей нашей брошюрной литературы).
Работать для себя мечтаю только на каникулах, теперь нет времени. Хотелось бы многое обдумать и кое-что написать. Внутри у меня чаще темно от моей мертвости и себялюбия, живу только короткими проблесками, когда посещает молитва или живая вера. Увы! В бездне греховной валяяся, милосердия Твоего призываем бездну![499] А тут приходится другим проповедовать!
Как Вы меня обрадовали своим предложением приехать сюда, а затем проехать вместе в Пустынь! Вместе помолиться, а б.м. и поговеть, — это такое было бы счастье! И замечательно, что и обстоятельства этому содействуют: мы с М<ихаилом /> А<лександровичем /> только сегодня отложили поездку, предполагавшуюся было на первой неделе поста, до Крестопоклонной. Мы туда ездим только на субботу и воскресенье, но, если понравится, ведь можете и еще остаться денек-другой. Значит, по этому предположению мы поедем 15-го марта. Вот и пригоните свой приезд к этому времени, а если приедете к 10-му или хотя к 11-му, то увидите еще и много любопытного, а м<ожет /> б<ыть />, и поможете нам с молодежью, если что-нибудь выйдет. Ведь 11-го будет второй вечер для молодежи, уже в узком кругу, для организации кружков, хотя неизвестно, найдутся ли желающие студенты (курсистки уже есть). Итак, приезжайте. Если Вам неудобно, известите, когда ждать, мы можем и подождать Вас с поездкой. Итак, приезжайте, полечитесь и у Мамонова, здоровье-то Ваше как?
Канарейка уже сидит на яйцах, радостям всех конца нет, спасибо, что научили.
93. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[500] <12.04.1908.Москва — Симбирск>
12 апреля 1908г. Москва
Вечер Великой и "преблагословенной"Субботы
(о богослужении которой так вдохновенно
нам рассказал-таки арх.Гавриил).
Христос Воскресе, дорогой Александр Сергеевич!
В нем, Воскресшем, и в Его распятии и славном Воскресении да будет нам и есть нам всем единственная подлинная радость жизни, радость в надежде…
Может быть, скажут, бессильная радость и надежда бессильных. Да это и правда, ведь мы бессильны; как глубоко, до мозга костей, проникает душу это сонание своего бессилия и небытия вне Него. Но это не создает еще и бытия в Нем, только распинаем Его, только в могиле нашего сердца и нашей мертвости Он покоится… Но Господи, если Ты даешь хотя в бессильной истоме любить Тебя и стремиться к Тебе, если так невыразимо горестно и невыразимо сладостно стоять у Твоей плащаницы и лобызать Твои пречистые раны, не отвергнешь же до конца Ты нас за то, что мы так слабы и беспомощны, за то, что мы так злы и себялюбивы, оттого, что кругом скорбь, нищета, кровь, прими и прости нас, воскреси нас, Господи!
Простите мне это неуклюжее излияние, оно вышло как-то неожиданно. Я всю Страстную неделю жил и живу в каком-то религиозном сумбуре, то горю, то гнию и копчу от всякой жизненной мелочи и внешнего впечатления. Говел и в Чистый Четверг причащался. И редко, когда так сильно чувствовал всю муть своей души, всю ее ложь, всю ее мертвость.Вот и написал Вам, и без того опечаленному, вместо радостного, такое глупое письмо.
Но — Христос воскрес, Он — наше солнце, наша надежда, Жених…