Взыскующие неба (СИ)

Ночью подходили к самым порогам домов странные существа с горящими глазами, и слышно было порой, как кто-то то ли чесал бока о каменную кладку, то ли искал вход, то ли - кто его знает - точил оружие. Подвывало и попискивало в холмах и на пустоши; а иногда путники даже днем слышали странную музыку и пение, разносимое ветром, то веселое, то заунывное, и ускоряли шаг. Редкие смельчаки задерживались, чтоб своими глазами поглядеть, кто же это поет и играет - и пропадали без вести, или же возвращались к людям спустя много лет, неузнаваемые, полубезумные, обеспамятевшие от долгих скитаний в недрах земли. Кое-кто, например Черный Дугальд из Мохлина, которого пятнадцать лет кряду считали погибшим - его в Скаре хорошо помнили старики - так вот, Черный Дугальд рассказывал, как принимала его в великолепной подземной зале королева духов, и какой чудесный мед он с нею пил, и какие танцы танцевал под звуки невидимых арф. Ему верили и не верили. Но где-то же, в конце концов, носило Дугальда целых пятнадцать лет? И вернулся он в отчий дом, как будто не став и годом старше, и так тосковал по своей королеве и волшебному меду, который пил в сумрачных чертогах, что зачах и помер с тоски, прожив среди людей совсем недолго...

Еще в Скаре слушали длинные-длинные истории - о королях, воинах, колдунах, чудесных зверях, волшебном оружии. Таких давних времен касались эти истории, что рассказывать их, не путаясь и не ошибаясь, могли только мудрые люди, да еще бродячие барды, которых в Скаре, как и в любом другом поселке, принимали с почетом и сажали по правую руку князя за пиршественным столом в большом доме. Залучить к себе на зиму барда, уговорить его остаться до весны считалось делом чести и счастливым предзнаменованием.

Уже совсем стемнело, когда к дозорным, стоявшим у ворот Скары, в горной расселине, явились припозднившиеся пастухи, давая знать о себе короткими возгласами, похожими на птичьи вскрики. Еще издали Энгус услышал злобное ворчанье пастушьих псов.

- Они кого-то ведут с собой, - сказал молодой Дункан.

- Знаю, - буркнул Энгус, не желая признаваться, что он давно уже не так зорок, как прежде. А после удара дубинкой, полученного в стычке с сыновьями хромого Маккормака, начал слабеть и слух. Энгус не только не разглядел в сумерках бредущей за пастухами фигуры, но и не сразу расслышал рычанье собак - глухое, настороженное, вопреки хозяйской воле и хозяйскому кулаку.

"Молодчина парень... держит ухо востро, не зевает. Хороший воин из него растет". Энгус подумал: еще два-три года, и Дункан окончательно заменит его у ворот Скары, будет расставлять дозоры и водить разведку, а сам он, Энгус, сын Алана, отправится греть больные кости у камелька и слушать, как врут о былых подвигах другие старики. В добрый час он усыновил когда-то бойкого рыжего мальчишку, после того как потерял в бою двух родных сыновей, а третий умер, не дожив до года. Однако самому Дункану было еще рано знать, что Энгус готовил его себе в преемники и мысленно примерялся уже, как бы поторжественней в должное время обставить эту церемонию. Поэтому старик ворчливо продолжал:

- Слышишь, так иди отпирай... ну?!

Старший пастушонок, лохматый, на ходу чинивший кожаную петлю пращи, кивком указал на едва различимую в потемках фигуру. Гостя пошатывало - то ли устал, то ли был нездоров, то ли успели порвать собаки.

- Вот... привел. Говорит, заплутал.

Чужак - темноволосый, остролицый, с черными, глубоко посаженными, недобрыми глазами - стоял сгорбившись, точно нахохлившись, и придерживал правой рукой левую. Набрякший от дождя бурый плащ был схвачен на плече серебряной пряжкой в виде птичьего крыла, на шее висела на шнурке алая бусина - то ли ягода, то ли капля крови. На любопытные взгляды, впрочем, незнакомец не обижался. Он их как будто не замечал.

- Как тебя зовут? - спросил Дункан.

- Кромальхад, - ответил чужак.

Помолчал и добавил:

- Сын Бронаг.

- Странное имя.

- Я из Ирландии.

- Далеко залетел.

- Бывает и дальше.

- А куда идешь?

- Никуда... все равно.

"Изгнанник, что ли? - подумал Энгус. - Пес его знает, с кем свяжешься...".

- От чего ты бежишь? - напрямик спросил он.

Повсюду - в горах, в холмах и на побережье - на такой вопрос отвечают честно, и те, на чью добрую волю странник вынужден положиться, обычно бывают милостивы, если нет на чужаке крови родичей и друзей. Гость получит и ночлег, и пищу, и защиту, если нуждается в них. Если же он ни о чем не просит, его пропустят с миром, более не расспрашивая.

И Кромальхад ответил:

- Ни от чего. Не бойся.

Он поморщился, прижимая к груди руку, и Энгус решил, что дальнейшие расспросы подождут.

- Отведите его к Гильдасу кто-нибудь. А ты, Рэналф, сходи к князю.

На том суровость с лица Энгуса как рукой сняло: свой долг он выполнил, а странник был ранен и слаб. Обернувшись к Кромальхаду, старик снисходительно спросил:

- И как тебя угораздило?

Пастушата заговорили разом:

- Это он на старой вырубке... Должно, за Лысым холмом с тропы сошел, она там - надвое. Одна к жилью, а другая туда. Чуть не убился...