Далее Лёша проследовал в комнату, которая являлась одновременно личным кабинетом и спальней. У окна стояла кровать в спартанском стиле, у изголовья возвышалась пластиковая тумбочка, которую Лёша незамедлительно обследовал и пришёл к выводу, что она пуста. На другой стороне комнаты стоял письменный стол, на котором лежала кипа рекламных распечаток и пара книг по психологии. В остальном стол не был примечателен — у него даже не было ящиков.
Но один из элементов обстановки привлекал внимание. Если посмотреть под определённым углом на стол, можно было увидеть небольшую деревянную коробочку. Открыв коробочку, Лёша увидел лишь клочки бумаг. При ближайшем рассмотрении эти бумажки оказались разорванными письмами. Обрывки писем как лица пассажиров в проходящем мимо поезде — их много, каждого из них видно лишь одно мгновение, каждый из них похож на всех остальных, но у каждого написана на лице его история. Как много может поведать одно такое лицо, но, увы, эти лица уезжают из нашей жизни навсегда. Вот и эти письма были разорваны и перемешаны. Половины кусочков не хватало. Не осталось ничего, чтобы восстановить былое величие писем.
Но вот Лёша наткнулся на два небольших куска, которые образуют одно целое. Это даже не письмо, а, скорее, записка. И почерк какой-то неровный, будто не Сан Саныч писал. Чернила смыты, видимо она лежало в воде, но отдельные слова и строки видны: «Саша, пишу… Как… с бизнесом… сейчас мне очень тяжело, поэ… Не надо упрашивать, я всё… Лучше сейчас прекратить нам… дальше не будет легче. Не пиши… прощай! Лиза.»
— Так у него была подруга?! — ошалело буркнул Лёша, бережно уложил все обрывки обратно, причём записку положил себе в карман, и поставил коробку на место.
Следующим объектом осмотра стала кухня. Это была бедно обставленная кухня, без излишеств и выкрутасов: квадратный фанерный стол с вазой, две табуретки, ящики для ножей и т.д. Единственной достопримечательностью был большой чёрный холодильник, доверху забитый пивом и баночками с быстрым завтраком. Он сильно контрастировал с общим убранством квартиры.
За этим осмотром Лёша не заметил, что вокруг несколько прохладно. Объяснялось это тем, что на кухне было настежь открыто окно. В это окно не замедлил влететь поздний голубь, который так напугал Лёшу, что тот с размаху шмякнулся об пол, попутно смахнув стоящую на столе вазу. Ваза с присущей ей звонкостью разбилась и затихла.
Лёша лежал в полной прострации до тех пор, пока не услышал в прихожей встревоженные голоса. Он мог бы услышать их ещё из коридора, так как двое в форме успели вернуться, но не смог, ибо потрясение от обстановки временно лишило его слуха. Но встряска при падении вернула всё на круги своя. Рывком Лёша вжался в стенку. Милиционеры приближались шаркающими шагами. Вот они уже совсем близко, сейчас войдут и увидят его. Он ещё сильнее вжался в стенку и закрыл глаза…
— Ваза упала, — услышал Лёша прямо над ухом рычащий голос.
Он не мог и не хотел открывать глаза, но ощущал тяжёлое дыхание милиционера и громкие удары собственного сердца. Удары становились всё громче, и вскоре Лёша с трудом переносил их — настолько гулкими и мощными они ему казались.
— Конечно. Вон, голубь влетел, крылом махнул, вазочка упала и разбилась… А кто за неё в ответе? — ехидно сказал другой голос.
— Ну, я. А что? — вызывающе рявкнул первый голос, отдаляясь.
— А то, — продолжал ехидничать второй, — что ты не…
— А в глаз?!!
— Да ты не сможешь! Друга в глаз? Нет, ты на это не способен. Но за вазочку-то…
— Ты попал! — холодно сказал первый голос, шмыгнув носом.
До слуха юноши донёсся звук удара. Удар был не очень сильным, скорее он задел чувства второго голоса, ибо голос разразился долгим матом. Далее снова последовал мат, но более тихий, а затем послышался и ответный удар. Через мгновение мат и звуки ударов смешались настолько, что превратились в пьяную драку.
Лёша с трудом разлепил глаза, отлепился от стены и медленно повернул головы: слева никого не было. Меж тем звуки драки продолжались, с каждой секундой отдаляясь. Надо было срочно что-то делать, например, быстро уходить, но сделать это было не так просто. Прыгать из окна не хотелось, спуститься было не на чем, а коридор был занят дерущимися.
Он сделал неуверенный шаг и остановился. Ноги не подкашивались — это было хорошо. Он решил подождать немного, но ноги предали его и сами пошли к двери на лестничную клетку, Лёша был не в силах их остановить — ему казалось, что если он хоть о чём-нибудь подумает, то точно упадёт и заплачет.
К счастью, к тому времени, как он подошёл к двери, драка переместилась далеко за пределы квартиры. Двое милиционеров кричали и катались по полу, навешивая друг другу зубодробительные удары. Наконец один подмял другого под себя и начал душить.
Лёша не слышал хриплого крика удушенца, не слышал он также тяжелого дыхания душащего. Он предпочёл вообще ничего не слышать и ни о чём не думать. Его гнала лишь одна цель — поскорее уйти отсюда.