Взывая к мифу

Я в большей степени обвиняю родителей, а не владельцев бара, в том, что случилось с этими детьми… Огромному числу подобных им детей позволяется очень многое, при этом никто их не учит относиться ко всему этому с уважением… Действительно, значительно проще сунуть им двадцать долларов и пожелать «хороших выходных». Я считаю, что тут кроется самая основная причина того падения поколения, к которому принадлежит моя дочь.

Доктор Рой Гринкер, психиатр из Чикаго, так сказал об этом преступлении: «Деньги не являются корнем всего зла, но они есть корень возможности родителей отстраниться от своих детей – и физически, и психологически».

Комментируя это дикое убийство, доктор Бернис Берг, психолог Банковской школы на Манхэттене, говорит:

Когда родители проводят 90 % своего времени в погоне за такими деньгами, которые они, скорее всего, окажутся не в состоянии даже потратить, а только 5 % своего времени – со своей семьей, то ценности такого рода передаются детям. Эти ценности говорят, что семья не есть что-то важное. Что важно – это делать деньги, иметь деньги и тратить деньги.

Владелец бара, в который часто захаживали эти двое и из которого вместе ушли в вечер убийства, говорит об огромной потребности этих молодых людей и их друзей в том, чтобы обниматься или просто быть рядом с тем, для кого ты небезразличен и кто демонстрирует это.

Эти молодые юноша и девушка были – в несколько мифическом смысле – бездомными. «Миф охраняет и укрепляет мораль», – как провозгласил Малиновский, поэтому если нет мифов, то не будет и морали. У Роберта и Дженнифер не было ни малейшего представления о мифах и об этике – даже просто для того, чтобы восставать против них. Они были бездомными не в буквальном смысле, не с финансовой точки зрения, а духовно и психологически. Трюизмом будет сказать, что они выросли в «мифическом вакууме», а потому были лишены этических корней. Когда Роберт Чемберс воспроизводил сцену убийства, он повторял фразу: «Я хотел пойти домой, я хотел пойти домой», в чем заключался высокий пафос. Но с точки зрения мифа у него не было дома. Сквозь поток «объяснений» этого убийства можно услышать пронзительный протест против связанной с отсутствием мифов безысходности и духовного бесплодия, против «бездомности» в нашем обществе[46].

В своей книге «Любовь и воля»[47] я утверждаю, что за волей стоит желание. Это не означает, что все, что индивидуум пожелает, становится целью, к которой он с решимостью стремится; это значит, что глубинные уровни мотивации человека должны включать в себя человеческие желания, неважно, называть ли их «стремлением», «тоскливой тягой», «страстным желанием» или как-либо еще. В противном случае желание является чем-то привнесенным извне и никогда не перерастает в конкретные действия. У нас должна быть убежденность для того, чтобы волевой акт мог стать эффективным. «Желание» относится к той части человеческого сознания, которая включает в себя надежды, стремление, воображение, веру – все, что связано с врожденной мерой чувств, которые и порождают мотивацию. Это выражается в убежденности, которая требуется, например, от всех претендентов на членство в Обществе анонимных алкоголиков: они должны всем своим существом желать избавиться от пристрастия.

Желания, устремления, тоска, мифотворчество – все эти виды деятельности человеческого сознания носят центральный характер, как и во все времена, и обучение принятию решений или регламентирующие правила, которые не учитывают их, обречены на провал. Желания и надежды происходят непосредственно из мечтаний и мифотворчества. «Ответственность начинается с мечтаний»[48], – напоминает нам поэт Делмор Шварц. Мы можем, пусть менее поэтично, но еще более решительно сказать, что в мифах берут начало и этика, и устремления. Один очень мудрый человек сказал: «Мне все равно, кто пишет для общества законы, до тех пор, пока я могу творить для него мифы».

Глава 4. Миф и память