W: genesis

Ничего из окружающего мира не волновало его, никакие войны больше не привлекали Томаса Хантера своим свирепо-мрачным, адреналиново-авантюрным, дьявольски-тлетворным очарованием; пираты, преступники, революционеры, смутьяны, бузотеры, бунтари; идущие против закона, рядом с законом, выше закона, в закон и попросту в жопу; солдаты, фанатики, ополченцы, сепаратисты, террористы, экстремисты, фундаменталисты; подпольные ячейки, банды, незаконные вооруженные формирования, законные вооруженные формирования, армии, генералы и советники, полевые командиры, молодые вожди революции, – все, все эти обозначения бессмысленного насилия не имели больше никакой треклятой возможности выдернуть его в очередное путешествие на горизонты позабытых богом стран, ради острого репортажа или отбойной статьи.

Временами, Том горько и отчаянно размышлял, когда уходил на рыбалку и оставался наедине с ненавистным собой, что родись он хотя бы на сто лет позже, то все повернулось бы иначе. И почему он не родился на сто лет позже?! А лучше б и совсем не родился… А ведь однажды, во время посиделок с редкими друзьями, один сказанул: «Зато тебе есть что порассказать твоим детям и внукам». Том тогда едва не засадил по голове бутылкой тому умнику. Надо же быть таким болваном! Можно подумать, что мечта жизни – рассказывать детям, как ты фотографировал траншеи, полные мертвых солдат, их кишок и остальных фрагментов, а потом описывал эти кошмары. Как ежедневно размышлял, что тебя убьют, несомненно убьют, не сегодня, так завтра, убьют совершенно точно, без сомнений, убьют наверняка, и грош цена этому кровавому карнавалу! Вот уж история детишкам на ночь!

К черту это, думал он. Никакие деньги не смогут купить ему новые воспоминания, где не было намертво вклиненных ярких и детальных картинок с изувеченными людьми, обстрелами, смердящими ямами от бомб, обезглавленными телами с содранной кожей, где не было бестолковой и бесконечной череды смерти, разоблачений и сенсаций. Он был одним из лучших в запечатлении ужасов великих событий прошедших лет, но ничего не могло сравниться с прогулкой по цветущей улице с сыном на руках, ничего не шло в сравнение с рыбалкой и теплым завтраком, сделанным руками любимой жены.

…Все оборвалось, резко, непредвиденно и несправедливо. Последний так называемый рейхан Хао напомнил о себе. Том не удивился случившемуся, это обязано было произойти. Человек подобного калибра никогда не исчезает и не уходит в небытие молча, где-то в тишине. Не-е-ет, нет, нет, нет! Ох, нет! Нет, забудьте! Он обязательно постарается опять перевернуть мир кверху дном, не считаясь ни с жизнью, ни со смертью остальных людей, он все жилы порвет, лишь бы поставить все вокруг раком.

Ожидание, томившее сердце Томаса годами, наконец получило выход при виде знакомого, до исступленной боли знакомого лица, покрывшего страницы газет, мелькавшего в видеорепортажах. И неведомая сила извернула душу Тома, как детские трусики после стирки, внеся в нее тягу ощущения к причастности больших событий; рука, вместо саморезов, дюбелей, шурупов, болтов желала ручку и лист, искала диктофон или микрофон. А нутро вновь рвалось испытать прилив адреналина, изнюхать пота, пропитаться кровью…

Не стало сюрпризом и то, что из пепла восстали остальные люди, которых Том, наедине с самим собой, называл не иначе, как «чудовища». Со всеми ними он был, близко или не слишком, знаком. И с годами он не понимал: стоит ли этим гордиться или от этого скорбеть.

…Бывшие коллеги, по крайней мере, те, кто остались в индустрии, встретили его с пониманием и готовностью. Все они стали или главными редакторами, или попросту владельцами радиостанций, газет, телеканалов и этих новомодных сетевых инфо-станций.

Времена кардинально изменились, поэтому получить направление в твердыню Верховного Совета не составило труда. Пара дней – и вот он здесь. Также изменился его спутник. Точнее спутница. Молодая, юркая, необычайно живая Джоан Адамс, талантливая, амбициозная, по-журналистски наглая. Ее жесткий характер, фамильярная манера общения, грубость, готовность идти напролом привлекли Тома, поэтому выбрав именно ее в напарницы, он отправился освещать пришествие Хао.

Том откашлялся, сполоснул лицо водой. «Освещать». Ненавистное слово. Пусть бы оно все погрязло во тьме…

***

10 год Новой Федерации,

Остров Судей, здание Центральной Администрации

День встречи, примерно утро

На просторном балконе молчали. Молчали опасливо потупившись. Молчали сдавленно, затравленно. Молчали и наблюдали за Маратом. Он же с мучительным выражением тер пальцами виски в попытках успокоиться.

– Господин консул, мы же так и думали, что… – начал один из присутствующих, видимо, не в силах более терпеть эту тишину. Гаспар его одернул, но не успел.