Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II

— Я Фидий, хозяин «Фетиды», — слова просты и недвусмысленны, простое объявление факта.

Сотер почти незаметно кивает, а потом смотрит на меня.

— А ты?

— Это я, брат, — говорю я, даже понимая, что мой голос больше не звучит как прошлый и знакомый ему.

Он пристально смотрит на меня. Все замирают. Я чувствую, как вздрагивает воздух и понимаю, что между сопровождающими Сотера проносятся вокс-сообщения. Их оружие не опускается.

— Господин Крий?

Я делаю шаг вперёд, чувствуя, как вместе со мной двигаются поршни.

— Сотер, со времени старых войн прошло много лет, и ещё больше с тех пор, как я был чьим-то господином.

Он продолжает сверлить меня взглядом.

— Мы не знали, что вы живы, — наконец, продолжает он. Я не отвечаю на это.

— Зачем ты здесь?

Он умолкает на мгновение, и я чувствую, как он размышляет над ответом. В этом всегда была его сила, как в битве, так и в стратегии. На войне опорами мощи Десятого Легиона были логика и сила, но в Сотере была и жилка инстинкта, которого редко можно встретить в нашем кровном роде. Это стало одной из черт, позволивших ему вознестись над братьями, победить там, где пали остальные. Одной из причин, по которым — в том ограниченном виде, насколько позволяла наша неприязнь к чувствам — он мне нравился. И теперь я понимал, что инстинкт не даёт ему заговорить, убеждая, что здесь что-то не так.

— Я искал других выживших из нашего легиона, — его взгляд мелькал между Фидием и мной. — Я пришёл, чтобы вызвать всех, кого найду.

— Ради чего?

— Ради войны, — он не произносит ни имени, ни ранее приписываемого мне титула. Это не случайность. Железные Руки не совершают таких оплошностей.

— Война повсюду, Сотер. Чтобы её найти, не надо собираться вновь.

— Легион будет собран вновь.

— Он мёртв! — Я слышу, как по ангару разносится хриплый рычащий голос. Громовой раскат гнева, горечи и боли. Это мой голос. Я чувствую, как напрягается моё тело, как сводит поршни и провода. Когда я говорю вновь, то мой голос тише, но он всё ещё резок, в нём есть оттенок чувств, источника которых в себе я не находил. — Феррус Манус пал, нашего отца больше нет. Мы расколоты. Мы больше не легион. Ничто не изменит этого.

— Мы сильны. Мы выдержим и будем перекованы вновь.

— Мы недостаточно сильны, брат. Мы — всё что осталось, ещё не затихшее эхо.

— Значит, ты отказываешься? — спрашивает он, и я слышу в его голосе подозрение.

Я делаю ещё один шаг вперёд.

— Я понимаю, что ты спрашиваешь из вежливости, Сотер, но ты уже знаешь, что мы не станем частью преследуемой тобой ложной мечты.

Наши взгляды встречаются, и в это мгновение я понимаю, что был прав, что он понял, чем я стал. Я жду следующих слов.

— Что ты наделал? — спрашивает он, и я слышу голос молодого медузанского юноши, выбранного мной из толпы дрожащих людей, ставшего затем моим боевым братом и нёсшего моё знамя в течение шести десятилетий войны и завоеваний.

— Я стал возмездием павших, — говорю я, и позади из мрака выходят мои братья по смерти.

Что такое Ключи Хель?

Они были печатью, поставленной нашим отцом на принципы и знания, которые никогда не должны были быть применены. Немногие кроме Легиона знают о запрете, наложенном Феррусом Манусом на Саркосанскую Формулу, Прохождение Седьмых Врат и Офидийскую Таблицу. Даже среди его сынов немногие знали что-то большее, чем имя, а большинству из знающих что-то известны были лишь очертания зловещих возможностей. Кибервоскрешение, гхола, жизнь и смерть, связанные наукой, скованные металлом и воспетые аксиомами неведомого. Созданные людьми в Тёмную Эру Технологий или чужаками под светом жестоких солнц… происхождение было неважно. Они были развитием, которое наш отец сделал недосягаемым, замком на воротах запретного царства.

Я прошёл через эти врата, и теперь каждый мой шаг — это украденное мгновение среди живых. Я иду, неся с собой огонь, боль и ненависть ко всему, что привело меня сюда, ко всему, что было потеряно.

И упорствуя, я думаю о своём генетическом отце. О воине, который умер, пал и позволил себе стать слабее вселенной.