Warm

– Оптимистично, если километров пятнадцать, то можно надеяться, что просто горячая волна пройдет, а потом опять все станет, как было, – предположил Александр.

– Как было, уже не станет, – угрюмо ответил Харитон. – Животных пожгло, птиц пожгло, растения тоже пожгло, что тут будет после этого, пустыня?

– Семенам в почве ничего не будет. Спадет жара, они и прорастут, кустарники некоторые пойдут от корней, – Аглая была не согласна с кузнецом.

–А животные что, прибегут, которых не достало, – из темного угла произнесла Фекла, ветеринар и подруга Гурьяна.

– Я, когда бежал сюда, слышал, как орал наш скот, – сообщил Александр, – но не решился бежать, открывать.

– Задержался бы на минуту и не сидел бы сейчас с нами, – оправдал его Гордей.

– Черт, Гайку жалко, – вздохнул Гурьян.

– Хоть бы не мучились, – запричитала Лукерья, уткнувшись в плечо Харитону.

– Интересно, когда они сварятся, их можно будет есть, – спросил Гурьян.

– Слушай, ты или обжора, или жуткий циник, – Аглая подняла свечу, чтобы заглянуть в глаза коллеге. – Обжора.

– Я просто подумал, если эта температура задержится на несколько дней, то можно было бы не дать пропасть мясу. Хотя бы козу принести сюда.

– С хрена ли она продержится несколько дней? – остудил его Харитон. – Я думаю, что там уже сейчас не то, что было. Это волна, прошла и сразу начало остывать. Через пару часов выйдем, гарантирую, там будет уже приемлемо.

– Через пару часов уже ночь будет, – предположил Александр, потеряв во тьме погреба ориентацию во времени.

Аглая достала телефон.

– Да, через два часа будет половина одиннадцатого.

– Тем более, – уверенно добавил Харитон.

– Как там Ваши ожоги, барин? – участливо поинтересовался Гордей.

– Спасибо, почти забыл о них. Шея немного горит и уши. Кажется, с них шкурка точно слезет. Черт меня дернул пойти на разведку, – Александр потрогал кончики ушей и сморщился.

– А я вот, что заметил, барин, сразу после Вашего приезда случилось это землетрясение, а после того, как Вы ушли на разведку, на городище обрушилось пекло. Вы там точно нигде с главным чертом не поцапались? – Гордей усмехнулся в бороду.

– Не помню я, чтобы где-нибудь ставил автографы кровью. Хотя, – Александр задумался, – любимая однажды просила меня поклясться на крови, – он снова задумался – Не, не думаю, что она у него в прислуге. Она хорошая, в принципе, только избалованная. В церковь ходила.

На минуту в погребе воцарилось молчание.

– Ладно, пусть прожарит бревна, паразитов всех нам выведет, мышей, стерилизует всё. Худо-бедно, восстановим Зарянку. Глядишь, через год потянутся люди, –Аглая встала, подошла к двери и приложила руку к щели в верхней ее части. – Тянет теплым.

– Да на фоне здешнего холода, любой воздух снаружи будет казаться теплым, – Гордей сам встал и проверил. – М-да, не просто теплый, горячий, – он суетливо завертелся на месте. – Надо бы законопатить щели.

– Не надо, пока, – остановил его Харитон. – Все равно скоро выходить.

– Если раньше до ветру не захочется, – Гурьян заерзал, будто его уже приспичило.

– Слушайте, а это будет проблемой, если парилка затянется надолго, – произнес Александр. – На питьё пока не налегайте, а то мы тут быстро лед растопим.

Харитон отложил в сторону поднесенный ко рту ковш с квасом.

– Я вам говорю, к ночи все остынет, – снова пообещал он.

Представив себе, какие проблемы могут их ожидать в случае долгого заточения в погребе, кузнецу хотелось верить.

Разговоры в погребе затихли. Каждый мысленно отсчитывал время до выхода, надеясь, что снаружи погода приходит в нормальное состояние. Александр поэтапно вспоминал свою жизнь и был удивлен выводом о том, что она его готовила именно к тому, чтобы оказаться в этом погребе. Все его устремления к богатству как будто были нужны для того, чтобы он построил Зарянку, в которой будет погреб, охлаждаемый льдом. Выходило, что богатство не было смыслом, а всего лишь средством, на которое можно было организовать собственное спасение.

Сколько раз его напарники по бизнесу вертели у виска, зная, что он вбухивает средства в какой-то исторический «цирк», который заведомо не окупился бы при жизни. Сколько раз Александр, прислушиваясь к ним, готов был отказаться от своей затеи, но потом, по неведомому упрямству снова вбухивал деньги в мечту. Сидя на бочке и трясясь от холода, он, тем не менее, испытывал внутренне тепло от гордости за себя, считая, что предательство собственной мечты – это одно из самых грешных дел, стоящее на одном уровне по греховности с десятью смертными грехами, и он его не совершил.

Аглая снова включила телефон. Она экономила заряд, включая телефон, только чтобы узнать время.

– Пора, – сообщила она. – Два часа прошло.

– Ух! – Харитон встал и, чтобы согреться немного, замахал своими ручищами. – Я пойду, – бескомпромиссно произнес он, – моя идея.

– Накинь на руки и лицо что-нибудь, вдруг там еще жарит? – предложила Аглая.

– Давайте.

– Мешок крапивный подойдет? – Гурьян поднял почти пустой мешок.

– Что в нем?

Гурьян порылся и вынул репу за хвостик.