We were the Champions...(СИ)

— Вы собирались заработать на содержимом ваших сумок? — голос инспектора усталый, взгляд бегает по документам, что мужчина держит в своих руках.

— Нет конечно!

Когда хмурый Джон вернулся от последнего соседа, Акинфеев заканчивал наполнять сотый пакетик. Да, он считал (надо же было отвлечься от неприятных мыслей!). Правда он сбился после третьего пакетика, кажется. А может он был десятым… Не важно. Джон сбросил упаковку муки на пол и устало провел рукой по лбу и лицу. После сосед плюхнулся рядом с сумкой, которая медленно наполнялась пакетиками с белыми веществами. Сначала в ход шла исключительно мука, но после в прозрачные мешочки направились и сахар, и соль, и сахарная пудра (Даниил с удивлением нашел несколько упаковок в ящике на кухне)

— Ну, как? — тихо спросил Джон, проверяя сумку. После взял недавно принесенную им самим упаковку муки и начал медленно пересыпать все содержимое в пустой пакетик.

— Могло быть в сто раз хуже. Если все так и будет продолжаться, то успеем все убрать к пяти часам утра… — футболист беглым, но замыленным взглядом посмотрел на настенные часы, не разбирая на какие цифры показывают их стрелки.

— Зачем мы выкинули наркотики? Их ведь надо отдать заказчику…

— Ты хочешь продолжить карьеру в этой области?

— Нет. Но если я не отдам эти чертовы наркотики заказчику, то никакой карьеры у меня уже не будет…

— Мы их найдем. И популярно объясним как плохо заставлять кого-то торговать этой дрянью, угрожая расправой.

— Что ты собираешься сделать? Ты ведь футболист, а не боксер!

Акинфеев недоуменно посмотрел на Джона, усмехнулся, хмыкнув, а после, не в силах сдержать рвущееся наружу гаденькое «хи-хи», засмеялся.

— Послушайте, — он глубоко вздохнул, битый час пытаясь объяснить твердолобому инспектору, что наркотиков в сумке нет, — там нет наркотиков! Там мука, сахар, соль и сахарная пудра! Мы собирались на кулинарный фестиваль в России! Проверьте остальные пакетики!

— Мистер Черышев, я действую исключительно по протоколу. И согласно ему, мы проверим остальные пакеты, отправив их на экспертизу. Но пока она проводится, вы будете находиться под наблюдением в изоляторе.

— Что ж вы тот чертов пакет не проверяли?! Отправили бы его на вашу экспертизу!

— Не указывайте мне что делать! Вы не в том положении, чтобы делать это.

— Да пошел ты!

Инспектор наконец посмотрел на Акинфеева, изогнув бровь. Даниил, поняв, что это может ему дорогого стоить, произнес:

— Простите.

Хотя произнес он это безбрежно, совсем безвинным тоном, ни о чем не жалея. Его определенно выбесил этот чертов инспектор с говорящей фамилией [1]. Акинфеев не удивился, что этот человек выбрал такую профессию. Хотя он с таким же успехом мог стать судьей к примеру. Но он определенно мог работать только в юридической области. Еще раз посмотрев на темные брови, морщинистое лицо и тяжелый взгляд инспектора, Даниил кивнул, для убедительности в своем раскаянии опустив голову.

Допрос продолжался еще минут десять, но дальше они не продвинулись. Акинфеев продолжал требовать отпустить его (про извинения он решил не упоминать, простив инспектора и всю полицию в целом), убеждая, что ничего кроме муки они там не найдут, а мистер Стрикт продолжал твердить что-то про протокол и закон (Даниил его практически не слушал, да и его хриплый голос был слишком тих для футболиста).

После его отправили в его комнату на сегодня (и несколько дней после, был убежден лже-Черышев). Если при спартанских условиях (со скромной кроватью, тумбочкой и столом) он едва ли не загибался, то тут он сдохнет от скуки через пару часов. Стены были образцовым примером отсутствия чистоты, одиночная кровать не внушала доверия, а тумбочки не было вовсе, как и стола, зато была полуразваленная раковина с заржавевшим пару десятков лет назад краном. Решив, что у него номер-люкс (все-таки в камере мог быть только он) присел на временно свою кровать (временно! — убеждал себя Акинфеев). Матрас, противно пружинив, слегка прогнулся под тяжестью его туши. Удивившись подобным условиям в 2040 году (тюрьмы стали адом во плоти, и с каждым годом условия содержания становились хуже), он еще раз осмотрел камеру, с тоской вспоминая свою уютную пятикомнатную квартирку. С отсутствующим взглядом Даниил, не двигаясь, просидел до того момента, когда дверь распахнулась, впуская одного из сторожей, который пропустил человека, разносящего безвкусную еду по камерам. Позволив себе надеяться, что это пришли даровать ему свободу, он разочаровался в сто крат сильнее, чем во время допроса.