We were the Champions...(СИ)

— А ты выпил перед встречей, — агент комично поднимает брови и разводит руками, одним взглядом говоря «1:1, мой дорогой», и направляется к выходу, оставив деньги за свой заказ, который успел съесть. Когда его принесли, Сашка не заметил, через чур увлекшись спором. Вспомнив кое-что, он кричит вслед агенту.

— Ты тоже!

Агент не реагирует внешне, однако, Гарсиа знает, что тот факт, что он заметил, ему досаждает и ужасно раздражает. Некоторое время он считает, что ему наверное стоит поменять агента на более толерантного и вежливого, а не доверять свою карьеру и жизнь сумасшедшему и вспыльчивому. Но буквально через пару минут мотает головой, посчитав это чепухой. Надо же им всем на ком-то вымещать свое раздражение на людей. А с этим жирдяем и скрягой он знаком уже много лет, и тот похоже не против быть «подушкой для битья», вымещая свое раздражение на нем в ответ. В принципе, если все всех устраивает, нужно ли что-то менять?

Он вновь проскальзывает в помещение, убедившись, что Евы нет. Хестаг и Владимир закатывают глаза, остальные, кажется, не обращают на его странности уже никакого внимания. Однако, Сашка уверен, что все всё еще против такой тактики.

— Ну и что ты придумал, горе-любовник? — иронично спрашивает Хестаг.

— Ты еще не понял? Пройду осмотр у новенького врача.

— Осмотр проводит один врач.

— Неа. Два. В любом случае, я уже обо всем договорился и с тренером, и с врачом. Так что, все в курсе.

— И Ева, надо полагать? — интересуется Владимир, заведомо зная ответ.

— Разумеется, нет. — он фыркает.

Вскоре Березуцкий и Дзагоев скрываются в кабинете главного врача команды. А он остается ждать своей очереди. На самом деле, он просто просиживает штаны, раздумывая о безвыходности ситуации. И на мгновение, всего лишь на мгновенье, представляет себе жизнь, в которой Евангелина бы простила его. Жизнь, в которой он мог бы дарить ей цветы и конфеты без маски таинственности, в которой мог бы приглашать ее на свидание, жизнь, в которой он бы мог стать счастливым. Совершенно неожиданно и не понятно каким образом за мгновеньем проходит тридцать минут, и Сашка, тряхнув головой, скрывается в маленьком кабинете новенького врача.

— О, Александр! Здравствуйте! — врач поднимает голову, радостно улыбаясь.

— Здравствуй, док! И просто Саша, пожалуйста.

— Хорошо, Саша.

Осмотр идет своим ходом, и Сашка всем доволен, пока док случайно не интересуется тем, о чем разговаривать ему уже осточертело.

— Все настолько плохо?

— Что, прости? Ты о чем?

— О вас с Евой. Все настолько плохо?

— О Боже! Неужели весь мир знает, что у меня что-то с не так с Евой! Ты-то откуда знаешь?

— Весь клуб знает. Слухи они быстро расползаются. — док улыбается слегка виноватой улыбкой, будто это он лично рассказал всем в клубе, что Сашка совершил ужасную ошибку в жизни.

— Как мне все это надоело! Каждый встречный тычет меня носом в мои проблемы! И все как один твердят, что я просто обязан пойти к ней и поговорить! Так что, док, если ты сейчас скажешь, что я просто обязан перестать ее избегать, то я за себя не отвечаю!

— Прости, не знал, что тебя уже достали со всем этим. Но ты ведь знаешь, как все любят Еву.

— Знаю, — он тяжело вздыхает, когда осмотр подходит к концу.

Он прощается с врачом и выходит сначала из кабинета, а после и с базы. Ему хочется напиться или сделать что-то, что очистит его мозг от роя мыслей в голове. Но вместо этого он лишь едет домой, где просто плюхается на диван, включая телевизор, тупо смотрит с безразличием в потолок.

Две недели. Он уже две недели бегает от Акинфеевой и три дня пытается набраться сил для того, чтобы просто встретиться с ней. Две недели он упивается своими беспомощностью, глупостью, идиотизмом и, возможно, сумасшествием. Потому что иначе как сумасшествие происходящее с ним назвать нельзя. Казалось, Ева была повсюду. На работе, дома, в огромном разнообразии ресторанов и кафе, в каждом из знакомых.

После разговора с Робертом он несколько раз пересматривал приоритеты. В конечном итоге он пришел к выводу, что встретиться и поговорить с Евой ему действительно не помешает. Однако, он не ожидал, что это окажется такой сложной задачей: зайти в такой знакомый кабинет. Последние несколько дней он ловил себя на том, что почти час стоит рядом с дверью ее кабинета. Табличка уже въелась в его мозг, как и дверь в целом. И он мог без проблем воссоздать образ этой чертовой двери до незначительных деталей в виде маленьких царапин и местами выцветшей краски в своей голове.

Наверное, он просто устал. Устал от всего. От работы, от расспросов, от своего агента, от своих проблем, от своих радостей, от друзей, от кофе по утрам, от еды на вывоз. От жизни. Ему нужен был всплеск, толчок, встряска. Но при этом что-то менять он не решался. И это его ужасно раздражало. Но он продолжал лениво валяться на диване, беспомощно злясь и ненавидя себя, упиваясь жалостью к самому себе и к окружающим.

Его мысли прервал звонок в дверь. О боже, как это банально. Он не спеша встает, чтобы посмотреть на того, кто мешает ему ненавидеть себя, погружаясь в бесконечный самоанализ.