We were the Champions...(СИ)

— У нас игра с «Оренбургом» через две недели. Я тут, можно сказать, тайно, не официально. Нужно было некоторые дела уладить. А потом сижу, думаю, а почему бы с тобой не увидаться.

— Понимаю. Подожди, с «Оренбургом»? В этот раз вы вышли в Лигу Азии? — Роберт кивает, отламывая кусочек от какого-то особенного десерта. В отличие от него Гарсиа заказал просто чашку чая. — Круто. Почему я не знал?

— Потому что не следишь? — он предлагает вариант, подкалывая, — Ладно, что мы только про карьерные успехи говорим… Скажи, что у вас там с Евой?

— А ты-то откуда знаешь? До вас в Японии вообще не должны были эти слухи дойти…

Зобнин усмехается, бормочет что-то про то, что скоро вся Москва будет жужжать о его тупости и неудачах на личном фронте, тут уже усмехается, фыркая, Сашка. Он хочет возразить, что все у него не так плохо, как ему рассказали Хестаг и Владимир — а то, что это были именно они, он даже не сомневается — но вовремя вспоминает про то, как уже на протяжении десяти дней бегает от главного врача команды.

— Я думаю, тебе нужно с ней встретиться… — бубнит Роберт, смотрит в чашку, заметив, что чай кончился, тяжело вздыхает, печально глядя на чаинки, плавающие на дне.

— Слушай, — он опирается руками на стол, доверительно наклоняясь, — Что бы тебе не наболтали Хестаг и Владимир, у меня… Все. Хорошо. Ясно?

— Возможно, ты прав, и это не мое дело, но… не порть свою жизнь. В ней всегда найдется место дерьму. — Роберт некоторое время молчит, давая обдумать, сказанное им, и просто болтает чаинки в чашке, наблюдая за тем, как они выстраиваются в странноватые рисунки. — Не нужно искать проблему там, где ее нет.

Александр задумчиво смотрит в свою чашку, переводит взгляд на окно, отмечая солнечную погоду, тяжело вздыхает, колеблясь втягивать ли друга в его проблемы или не стоит. Раздумывает он недолго, но все это время никто из них не издает ни звука. Сашка думает, что Зобнину скоро наверняка нужно будет уехать в аэропорт, что Роберту не доставит удовольствия выслушивать его плаксивые истории о любви и о совершенных им глупостях и ошибках. Однако, друг так пристально наблюдает за ним, что Гарсиа понимает, что тот не отстанет, пока не узнает его правды, потому что правду Дзагоева и Березуцкого он уже выслушал (Сашка считает, что правды там не так много, но предпочитает не зацикливаться на этом).

— У меня есть пару минут, чтобы выслушать все до того, как я опоздаю на самолет. — беспечно бросает Зобнин, посмотрев на часы на руке, — Так что, если хочешь об этом поговорить…

Он еще некоторое время молчит, взвешивая плюсы и минусы, не желая так быстро соглашаться.

— О Святой Отец, я согрешил! — вздыхая, он театрально вскидывает руки и выразительно закатывает глаза, но, заметив скептически приподнятую бровь Роберта и странно покосившихся на них других посетителей кафе, серьезно продолжает, — Знал бы ты, как крупно я ошибся…

Попросив Зобнина продолжить разговор в более уединенной обстановке, он везет его к себе домой, где достает бутылку чего-то крепкого и щедро наливает в бокалы, один из которых протягивает товарищу. Роберт, отказываясь, мотает головой.

— И тебе не стоит… — качая головой, добавляет он, на что получает ответ, что говорить о несправедливости жизни лучше напившись до беспамятства, на что вновь качает головой.

Он собирался просто рассказать основные события, отбросив свое мнение о происходящем, но уже ко второй минуте он начинает жаловаться на жизнь. Удивившись про себе, что так быстро сдался, Сашка рассказывает все от начала до конца: о том, как они с Евой невзлюбили друг друга, о том, как стали друзьями, о том, как начал подкидывать ей цветы и конфеты, о той идее с камерами, о той ссоре, о том, что в тот же день пошел и напился до невменяемости (на этом моменте Зобнин незаметно прячет бутылку с алкоголем, убирая ее как можно дальше от него, продолжая внимательно слушать), о том, что отправил видео и о том, что на следующий день с ужасом просматривал пропущенные вызовы и пришедшие сообщения. После этого рассказа они некоторое время молчат: он — горюя, Роберт — задумавшись.

— Знаешь, — тихо произносит Роберт, — если все, что ты сейчас рассказал, — правда, то тебе стоит поговорить с Евой. Она должна знать твою правду, чтобы быть более объективной, когда будет думать о принятии решения.

— Как ты не понимаешь! — пустой бокал с грохотом приземляется на стол, — Не будет никаких раздумий о принятии решений! Она… не простит…

— Оставь ей право выбрать.

— Но что мне делать? — он отчаянно смотрит в глаза друга, желая найти там совет, который пришелся бы ему по душе, — Просто сидеть сложа ручки и наблюдать, как моя жизнь рушится?!

— Просто перестань избегать ее.

Они смотрят друг на друга в молчании, и Сашка ощущает себя так, словно с него только что мысленно взяли клятву, что он исправит свою чертову жизнь сразу после того, как за Робертом закроется дверь.