We were the Champions...(СИ)

Вечером он заметил отсутствие соседа. Он обыскал его комнату, в которой пропали любые детали, указывающие на то, что тут кто-то находился и жил. Боясь, что Джон все-таки съехал, так и не сказав ему ни слова, Акинфеев отправляется на кухню в поисках того, на что он мог отвлечься. Схватив бутылку чего-то крепкого, он рассеянно плюхнулся на диван, случайно включая телевизор. Как так? Почему именно сейчас? Почему он ничего не сказал? Не мог же Джон съехать, ничего не сказав? Не мог же? Хотя кого он обманывает? Мог и имел на это полное право. В конце концов Даниил сам выгнал его из квартиры, наговорив кучу гадостей после того, как Джон извинился… И чего он жалеет? Чего сердце так неприятно сжимается? Не этого ли он хотел? Не этого ли добивался, выговаривая обвинения другу? Бывшему другу… Нет, не этого он хотел. Определенно, нет. Момент, когда ситуация начала казаться несправедливой, Акинфеев успешно пропустил. Он ведь еще не успел извиниться! Не успел забрать свои слова назад, разрешив Джону проживание в его квартире! Как он смеет уезжать, ничего не сообщив ему?! В стенку полетела бутылка с чем-то крепким. От звука разбившегося стекла он будто выходит из комы, будто его резко вытащили на берег после долгого нахождения под водой без возможности всплыть. Сердце сжимается от страха и боли. Почему он ничего не сказал? Если бы он съезжал, он бы сказал ему, да? Почему он не повременил с переездом еще немного? Даниил уже был почти готов бежать к Джону за прощением, нужно было только подождать еще немного… Совсем немного… А если бы он все-таки переступил свою гордость и попросил прощения? Джон бы сейчас сидел бы здесь, рядом, на диване? Комментировал бы он действия на поле? Или смотрел бы очередную серию мыльной оперы? А может быть он бы просто сидел, отгородившись от скучного реального мира музыкой? Подобные мысли загоняли гвозди в крышку его гроба. Тихий щелчок двери вывел его из грустного самокопания, погружая в очередной транс.

Не съехал.

Джон тихими шагами прошел в гостинную, рассчитывая незаметно проскользнуть мимо Акинфеева. Но, заметив состояние последнего, недоуменно останавился возле дивана, озадаченно глядя на футболиста.

— Дан?

Не ушел, не съехал

— Ты в порядке? — взволнованно спрашивает, наклоняя голову на бок, будто это поможет ему понять ситуацию, — Эй? — нервно машет рукой, пытаясь вернуть его на землю грешную, — Ты чего? — делает пару шагов к нему.

Не уехал, не съехал, все еще здесь…

Он вздрагивает, когда Джон кладет руку ему на плечо, бормочет что-то из ряда «все в порядке» и пытается отвлечься на газету, так вовремя попавшуюся под руку. Он пытается отвлечься на прессу, но не разбирает ни строчки, потому что в голове продолжает набатом бить мысль «ещездесьздесьрядом».

— Куда уходил? — стараясь выглядеть беспечно, интересуется Даниил, сделав вид, что в этом ничего необычного нет. Он чувствует огромное облегчение от того, что сосед сейчас здесь. Он видит за его спиной рюкзак. «Наверняка, вещи там, » — думает он, возвращаясь к газете.

Джон удивленно смотрит на Акинфеева. Они почти не разговаривали после того случая. Так, перекидывались фразами при необходимости. Это было необычно, и Джон удержался от желания проверить соседа на вменяемость или хотя бы на наличие температуры. Он на автомате отвечает все еще шокированным, обескураженным тоном, медленно присаживаясь на диван, боясь, что промахнется и упадет на пол. Гостинная наполняется напряженной тишиной, и никто из них не решает прервать молчание. Джон уже жалеет, что просто не прошел мимо, потому что сейчас он просто не может встать и уйти: ноги просто не собираются шевелиться. Даниил же продолжает делать вид, что читает газету, по-прежнему не улавливая ни строчки. Его вполне устраивает эта иллюзия прежних отношений, в конце концов, если сильно постараться, то можно внушить себе, что это никакая вовсе не иллюзия, а самая что ни есть настоящая реальность.

— Что пишут? — пытается завязать разговор Джон, кивая головой на газету в руках Акинфеева.

— Пытаются очистить мое имя от грязи того скандала с наркотиками, — отвечает он, мысленно ударяясь головой о стол. Так испортить диалог мог только он. Идиот. Неужели нельзя не упоминать тот случай? Обещал ведь не брать в руки больше эти газетенки!

Джон предсказуемо вздрагивает и замолкает, утыкаясь взглядом в пол, понуро опустив плечи. Даниил в этот момент проклинает себя и тех чертовых журналистов, решивших только сейчас написать, что он не при чем. Но тем не менее продолжает бегать глазами по статье.

— Журналисты от имени полиции благодарят тебя за содействие и помощь следствию.

— Правда?