Weird-реализм: Лавкрафт и философия

Буквалист мог бы испортить данный пассаж следующим образом: «Не только вокруг костра раздавалось устрашающее пение, но и, как утверждал один из полицейских, некто или нечто в лесу отвечало на него. Но он был испанцем, а, как всем известно, испанцы часто склонны к излишней впечатлительности и эмоциональности».

В первом случае лавкрафтовский пассаж усиливает предшествующее замечание о том, что шабаш происходит «едва на окраине» печально известного региона. Церемония, описанная Лавкрафтом — с причудливыми танцами возле пламени, окруженного трупами, висящими вверх ногами на виселицах, уже звучит как бездна ада. Попытка переплюнуть такое безумие, обозначив его как «окраину» более глубокой угрозы, ведет нас по аналогии от известного ужаса к неизвестному. Что за жуткая сила вынуждена оставаться еще более скрытой, чем варварские колдуны-убийцы, которых мы уже увидели? Что бы это ни было, оно, по-видимому, отвечает на ритуальные песнопения и крики своих прислужников.

И этот приводит нас к «впечатлительному испанцу». Это еще один пример того, как Лавкрафт использует этнические стереотипы (возможно, фальшивые в данном случае) для достижения литературного эффекта, и я надеюсь, что испанцы посмеиваются над этой фразой не меньше, чем я смеялся бы над фразой «шумный и жадный американец» в аналогичном контексте. И снова мы можем возвести этот прием к Эдгару По. В предисловии к «Повести о приключениях Артура Гордона Пима» (крайне недооцененному роману По) нам говорят, что только один свидетель может подтвердить рассказ Пима, «да и тот индеец-полукровка»^[70]. В «Бочонке амонтильядо» обреченный Фортунато также описывается как идеальное воплощение национальных стереотипов: «Итальянцы редко бывают истинными ценителями. Их энтузиазм почти всегда лишь маска, которую они надевают на время и по мере надобности, — для того, чтобы удобнее надувать английских и австрийских миллионеров. Во всем, что касается старинных картин и старинных драгоценностей, Фортунато, как и прочие его соотечественники, был шарлатаном; но в старых винах он в самом деле понимал толк»^[71].

Но обращение Лавкрафта к стереотипам производит новый эффект, которого По не пытался достичь. Сначала он вводит призрак зловещей силы в глубине леса, отвечающей и без того достаточно ужасающим песнопениям видимого ритуала. Затем Лавкрафт предлагает нам отбросить идею, которую он сам только что подкинул. В конце концов, звуки могли быть всего лишь эхом или плодом воображения. И вдобавок эта информация поступила от испанца, а мы все знаем, какие они впечатлительные, эти испанцы. Но последние утверждения, в том числе стереотипизация, столь очевидно неубедительны, что мы не можем не заключить, что испанец прав. Вкратце, Лавкрафту удается заставить нас принять точку зрения персонажа, свидетельство которого он только что обесценил, основываясь на врожденном этническом недостатке. Рассказчик намеренно выставляет себя в невыгодном свете перед читателем: он настолько наивен, что скорее склонен поверить в банальные этнические предрассудки против испанцев, чем в живой сокровенный ужас, на который сам же и указывает. Уэльбек подмечает нечто подобное: «Читая его новеллы, часто спрашиваешь себя, почему герои тратят столько времени, чтобы постичь природу ужаса, который им угрожает. Нам они кажутся откровенно тупыми»^[72]. Это, несомненно, так. Одна из главных черт лавкрафтовских рассказчиков — тенденция придумывать объяснения даже самым причудливым происшествиям, с которыми они сталкиваются. Но, хотя это и может показаться неправдоподобным со стороны персонажей, это крайне действенный способ заставить читателя поверить во что-то большее, чем требуется. Его персонажи всегда кажутся твердолобыми рационалистами относительно нас и все же более легковерными. Есть ли более убедительное доказательство писательского таланта Лавкрафта?

8. Уродливая викторианская имитация

«Уилкокс все еще проживал один в апартаментах во Флер-де-Лиз-Билдинг на Томас-стрит, в здании, представлявшем собой уродливую викторианскую имитацию бретонской архитектуры семнадцатого века, оштукатуренный фасад которого громоздился среди очаровательных домиков в колониальном стиле на древнем холме прямо возле самой изумительной георгианской церкви Америки» (СС 184; ЗК 78).