Читаем Weird-реализм: Лавкрафт и философия полностью

Он также делает «Некрономикон» более реальным, отсылая к существующим переводам: «Переведенный на латынь Олаусом Вормием и напечатанный в семнадцатом веке в Испании». Таким образом, утверждается не просто существование книги — показывается, что она оказала влияние на самых разных исторических акторов. Тем самым читателя убеждают в ее реальности. И она становится еще реальнее благодаря многочисленным ссылкам Лавкрафта и его круга друзей-писателей: «Некрономикон» снова и снова появляется в его рассказах в качестве исторического и интеллектуального якоря, В нем содержатся описания Древних и инструкции для их вызова, собранные безумным арабом из Йемена, который поклонялся богохульным божествам, исследовал арабские подземные города и умер в Дамаске в начале VIII века при более чем загадочных обстоятельствах.


32. Гротескная поездка в Гарвард

«К тому времени Армитедж уже был наслышан о гротескной поездке Уилбера в Кембридж и о его отчаянных попытках получить оригинал или хотя бы копию недостающих у него страниц „Некрономикона“ в библиотеке Виденера» (DH 387; УД 117 — пер. изм.).

Пробыв целые семнадцать страниц в роли центрального персонажа этого рассказа, чудовищный Уилбер принимает угрожающие размеры по мере продвижения к развязке. Это вымышленный персонаж, пытающийся отыскать вымышленную книгу в вымышленном Мискатоникском университете, и его странность порабощает вымышленный городок Данвич. Но теперь Уилбер обретает реальность, перемещаясь в координаты нашего повседневного мира, как если бы кости толкиеновских эльфов и хоббитов однажды обнаружились в гробнице под Стоунхенджем, Не получив «Некрономикон» в библиотеке Мискатоникского университета, Уилбер отвечает: «Пойду попытаю счастья в Гарварде — может быть, там сидят не такие буквоеды, как здесь» (DH 386; УД 115). Молодой Уилбер явно привлек бы к себе внимание, объявившись в Кембридже, Массачусетс, «в грязной потрепанной одежде, невообразимо огромного роста — почти восьми футов, — с дешевым чемоданом в руке, купленным незадолго до того в магазине Осборна, и с тёмным козлоподобным ликом горгульи» (DH 384; УД 111).

Теперь давайте уберем слово «гротескный» из пассажа выще (как предпочел бы Эдмунд Уилсон) и посмотрим, что получится: «К тому времени Армитедж уже был наслышан о поездке Уилбера в Кембридж и о его отчаянных попытках получить оригинал или хотя бы копию недостающих у него страниц „Некрономикона“ в библиотеке Виденера». Хотя на первый взгляд получилось неплохо, стоит лишь представить кретина в восемь футов ростом, как ни в чем не бывало разгуливающего по кампусу Гарварда, и сразу появляется что-то макулатурное. Кажется маловероятным, что такой визит мог бы обойтись без ярко выраженной негативной реакции местного населения. Добавив слово «гротескный», рассказчик покорно преклоняет голову перед нашим недоверием, как бы говоря: «Да, я понимаю, как абсурдно это звучит, но Уилбер действительно выполнил свою угрозу поехать в Гарвард». Об Армитедже мы знаем только, что он «был наслышан» о поездке Уилбера в Кембридж, — комично сокращенная версия того, что, скорее всего, выглядело как множество длинных и пугающих слухов об этом визите. Все, что мы узнаем об инциденте в Гарварде, библиотекарей коего Армитедж предупредил заранее, — это то, что «Уилбер пребывал в состоянии страшного нервного напряжения: он во что бы то ни стало старался заполучить эту книгу, но при этом явно торопился назад, домой, словно опасаясь какой-то беды от своего долгого отсутствия» (DH 387-388; УД 117).

Мы уже видели, что смешение вымышленного и реального — стандартная лавкрафтовская техника, добавляющая веса и достоверности его повествованиям. Поселенцы, жившие поблизости от места оргий культа Ктулху, называются потомками людей Лафитта. Рассказчики в «Цвете иного мира» и «Мгле над Инсмутом» возвращаются в Бостон после своих приключений в вымышленных городах, а последний даже возвращается к учебе в более чем реальном Оберлинском колледже. В «Случае Чарльза Декстера Варда» Джозеф Карвен хранит свою копию «запрещенного „Некрономикона“» среди реальных книг, таких как «Гермес Трисмегист в издании Менара» и работы Альберта Великого, Раймонда Луллия, Роджера Бэкона, а также труды «средневековых еврейских и арабских ученых и каббалистов» (CW 225; СВ 27-28).


33. Банально и не совсем точно

«Было бы банальным и не совсем точным утверждать, что никакое человеческое перо неспособно описать его, однако сказать, что его не смог бы ясно вообразить тот, чьи представления слишком тесно связаны с привычными на Земле формами жизни и с тремя известными нам измерениями, было бы совершенно справедливо» (DH 389; ДУ 183 — пер. изм.).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука