Читаем Weird-реализм: Лавкрафт и философия полностью

Этот отрывок — явно стилистический наследник размытых снимков, «источавших некую дьявольскую власть внушения» из «Шепчущего из тьмы». Дайер в своем описании фотографий из Антарктиды употребляет похожие слова — «дьявольски выразительные и наглядные». По странному капризу фортуны они оказываются менее ценным свидетельством, чем простые чернильные рисунки. В конце концов фотографии всегда могут быть «искусным фотомонтажом», имитацией реальности. Рисунки, на первый взгляд, находятся в более слабой позиции, они вызывают «лишь ухмылки». И все-таки в их пользу говорит нечто недоступное фотографиям, а именно «необычный характер их техники».

Техника, в которой выполнены несколько рисунков, оказывается более весомым свидетельством достоверности, чем их содержание или любой аспект фотографий. Техника рисования, как правило, непосредственно связана с содержанием рисунка. Но в случае Дайера, кажется, что здесь чего-то не хватает. Для начала зададимся вопросом о том, в каком отношении находится не-странная (non-strange) техника рисунка к его содержанию. Есть ли в технике рисования нечто, делающее ее менее достоверной, чем фотография, помимо того, что рисунок выполнен чернилами и не дает прямого визуального отображения предмета? И если так, каким образом эта новая и странная техника уничтожает зерно нашего подозрения и заставляет признать истинность этих очевидных имитаций действительности на основании техники и ничего иного? В конце концов эта причудливая техника принадлежит не инопланетным расам и даже не художникам-авангардистам, а профессору геологии и одному из его студентов. Они не мотивированы стремлением к новаторству в искусстве или желанием провернуть аферу. Нет, сама действительность заставляет технику странным образом видоизмениться. Дайер считает, что «над необычным характером... техники стоило бы задуматься искусствоведам». Образуется вызывающе причудливая инверсия общепринятых процедур обоснования: истинность отчетов из Антарктиды определяется не биологами или сыщиками, способными определить постановочную фотографию, а историками искусства.

52. Неотличимо от волнового эффекта

«Работа велась на западе, вблизи хребта Королевы Александры, и Лейк, как биолог, признал отпечаток весьма странным и наводящим на размышления, хотя, на мой взгляд геолога, это было неотличимо от некоторого волнового эффекта, обычно характерного для осадочных пород» (ММ 488; ХБ 467 — пер. изм.).

В рассказах Лавкрафта роль ученых, как правило, заключается в том, чтобы проводить ни к чему не ведущие испытания, а затем с недоумением пожимать плечами. Писатель изображает ученых как людей, находящихся в целом на верном пути, но гораздо менее развитых, чем люди с низким [социальным] статусом (моряки-чужестранцы, теософы, ведьмы, безумные арабы), получившие тем или иным способом прямой доступ к реальности. В отрывке, приведенном выше, разворачивается иной аспект: здесь впервые — и, быть может, единственный раз — Лавкрафт помещает разногласие между учеными в центр своего повествования. Биолог прозревает в камне следы движущихся форм жизни, а геолог называет это типичными формациями сланца, в которых нет ничего удивительного. В конце концов правда оказывается на стороне биолога, но такая реабилитация приносит ему мучительную смерть.

Философ Бруно Латур неоднократно писал о спорах в науке[88]. Когда факт установлен должным образом, к нему относятся как к монолитному, гладкому «черному ящику» без внутренних частей и без истории. Выражаясь словами Латура, «кому придет в голову, указывая формулу воды H2O, ссылаться на статью Лавуазье?»[89]. Формула воды ныне стала очевидной данностью. То же можно сказать и о большей части наших геологических знаний о горных породах (хотя геология как наука, в основном созданная с нуля Лайелем, существует не так давно[90]). Определенные медицинские симптомы прямо указывают на конкретные заболевания; определенные тонкие ароматы отличают качественное вино от «бормотухи». Непосредственная связь между объектом и его качествами считается нормой, и развитие науки основывается на существовании такой связи: наука расширяет наше тонкое мастерство работы с каталогом изолируемых качеств, принадлежащих тому или иному объекту.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследование ужаса

Динамика слизи. Зарождение, мутация и ползучесть жизни
Динамика слизи. Зарождение, мутация и ползучесть жизни

Слизь во всех ее проявлениях и истечениях может быть названа «неудобным феноменом». Липкие, тягучие и аморфные субстанции; подрагивающие и упругие сгустки — комки протожизни; вязкие смеси, коллоиды и эмульсии; ил, грязь, топь. С точки зрения привычных для человека способов схематизации восприятия все это — маргиналии жизни, ее отбросы, долгое время пребывавшие также на периферии философии, искусства, литературы или даже науки. Но по мере того как существование лишается своих антропоцентрических иллюзий, вечное возвращение слизи оказывается все более навязчивым и интенсивным. Что если низменная материальность слизи получит права до того бывшие уделом только привилегированных сущностей и материй? Что тогда слизь сможет «сообщить» об устройстве реальности? Книга американского философа Бена Вударда посвящена концептуализации ответа на данный вопрос. Импульсом к этой концептуализации служит сопутствующий склизкому существованию ужас разлитой безындивидуальной жизни, динамика которой делает зыбкими различия между индивидуацией и индивидуальностью, неорганическим и органическим, однородностью и проступающей сквозь нее разнородностью. Формой — «тёмный витализм», согласно которому эти уже-неразличимости впоследствии дифференцируются под действием сил пространства и времени путем распространения сетевой запутанности (вместо сложности), свертывания-развертывания (вместо развития) и повторения (закрепляющего патологию вместо структуры). Материалом — фильмы и литература ужасов (от У. X. Ходжсона и Г. Ф. Лавкрафта до Томаса Лиготти), натурфилософия XIX века, графические романы, спекулятивный реализм, современная наука, а также видеоигры.

Бен Вудард

Философия / Образование и наука
Нечто. Феноменология ужаса
Нечто. Феноменология ужаса

Используя темы и образы пустых космических пространств, мрака и холода, экстремальных для жизни условий, ископаемых и археологии, а также опираясь на идеи таких философов, как Э. Гуссерль, Э. Левинас, М. Мерло-Понти, чьи построения разбираются путем рассмотрения боди-хоррора 50-80-х годов (от В. Геста и Р. Бейкера до Дж. Карпентера и Д. Кроненберга), современный британский философ Дилан Тригг разрабатывает свой проект не/человеческой феноменологии, призванной продемонстрировать возможности феноменологии мыслить иное и чужеродное за пределами якобы неразрывной для нее связи бытия и мышления. Тем самым появляется возможность говорить не только «от имени нечеловеческих сфер», но и дать «не/человеческому в человеческом говорить за себя». Не/человеческое — странное и пугающее переплетение человеческого и нечеловеческого — последовательно проводится через несколько стадий осмысления в качестве истока нашего тела: чуждость истока и его космическое происхождение, сопровождамое чувством вселенского ужаса; темнота истока и его «рассеянность» относительно субъекта как сокрытость в населенной призраками прошлого и пронизанной жутью ночи с присущей ей анонимной материальностью; телесная плоть как исток, демонстрирующий, что самая близкая нам вещь, собственное тело, оказывается одновременно самым далеким от нас нечто; и, наконец, сама плоть, «расползаясь» за пределы тела, понимается как онтологическое начало, которое возвещает о пришествии анонимной материальности в космическом масштабе — сразу и соединяющей и разделяющей вещи этого мира. Ужас, таким образом, «обретается не в предстоящем вымирании, но в предшествующем нам истоке».

Дилан Тригг

Философия / Образование и наука
Weird-реализм: Лавкрафт и философия
Weird-реализм: Лавкрафт и философия

Невозможно спорить с тем, что к началу третьего тысячелетия писатель «бульварных ужасов» Г. Ф. Лавкрафт стал культовой фигурой. Из его мифов была воссоздана вселенная вселенных любого мифотворчества в современной культуре. Сложно спорить с тем, что Лавкрафт является великим американским писателем. Наряду с По, Торо, Меллвилом, Твеном, Уитменом и др., его произведения с 2005 года входят в «Библиотеку Америки». Но разве все это не влияние духа времени? Сопоставим ли Лавкрафт по своему стилю с такими писателями, как Пруст и Джойс? Американский философ Грэм Харман отвечает: «Как минимум». И если господствующей фигурой предыдущей философии (во многом благодаря Хайдеггеру) был «поэт поэтов» — Гёльдерлин, — то фигурой новой, реалистической философии должен стать Лавкрафт. Прочтение Харманом Лавкрафта интересно сразу в нескольких смыслах. Во-первых, речь идет о демонстрации своего рода стилистической прибавочной ценности, которая делает невозможной сведение рассказов Лавкрафта к их буквалистскому прочтению и за которой стоит неповторимая техника писателя. Во-вторых, эта техника связывается с лавкрафтовским умением выписывать в своих произведениях зазоры, соответствующие четырем базовым напряжениям собственной, объектно-ориентированной философии Хармана. Наиболее характерны здесь — аллюзивность (намек или серия намеков на тёмные, скрытые и не сводимые ни какому описанию реальные объекты вроде статуэтки Ктулху или даже Азатота, «чудовищного ядерного хаоса») и кубизм (язык намеренно перегружается избыточностью планов, срезов и аспектов описываемого объекта, например антарктического города в «Хребтах безумия»). И в-третьих, вопреки формализму любого рода, нельзя забывать, что Лавкрафт — это прежде всего писатель ужасов и порождаемые им каскады аллюзий и нагромождения вычурных описаний ведут нас к маняще-пугающим сторонам реальности.

Грэм Харман

Философия

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Теория нравственных чувств
Теория нравственных чувств

Смит утверждает, что причина устремленности людей к богатству, причина честолюбия состоит не в том, что люди таким образом пытаются достичь материального благополучия, а в том, чтобы отличиться, обратить на себя внимание, вызвать одобрение, похвалу, сочувствие или получить сопровождающие их выводы. Основной целью человека, по мнению Смита. является тщеславие, а не благосостояние или удовольствие.Богатство выдвигает человека на первый план, превращая в центр всеобщего внимания. Бедность означает безвестность и забвение. Люди сопереживают радостям государей и богачей, считая, что их жизнь есть совершеннейшее счастье. Существование таких людей является необходимостью, так как они являются воплощение идеалов обычных людей. Отсюда происходит сопереживание и сочувствие ко всем их радостям и заботам

Адам Смит

Экономика / Философия / Образование и наука