What if..? (СИ)

Автоматический замок его камеры с лязгом открывается. Уилл убирает ладони от лица и настороженно всматривается в темноту коридора. Он не слышит шагов, не слышит абсолютно ничего еще целую минуту. Он знает размер этой минуты: сердце старательно отсчитывало ее ударами. Уилл поднимается и подходит к решетке, легонько толкает рукой дверь, и она, скуля, отворяется.

Он выходит из камеры, оставляя за собой влажные следы, высыхающие тут же, и у Уилла возникает такое чувство, будто призрак идет следом. Его не удивишь этим. Призраки – милейшие существа по сравнению с его персональными демонами.

Уилл идет мимо спящих заключенных. Кто-то храпит, кто-то стонет, кто-то скрипит во сне зубами. Кто-то смотрит на него бледным лицом, темными глазницами, зияющей дырой на месте нижней челюсти. Грэм останавливается и не может отвести от немого чудовища взгляда. У него и у самого пересохло во рту, язык прилип к небу, в глазах медленно плывут вверх разноразмерные белые круги. Из лица в камере появляется черный тонкий язык, он дрожит и удлиняется, устремляясь к Грэму. Змеей он достигает прутьев, ласково трется о них и двигается дальше. Уилл безучастно наблюдает за его плавными движениями, он понимает, что это лишь метаморфозы, вызванные его воспаленным воображением. Тем временем язык обвивается вокруг левого бедра Грэма. Он, липкий и горячий, начинает скользить вниз, течет по колену, разбивается брызгами о ступню. Бедро пульсирует, и с каждым ударом боль начинает накатывать волнами. С болью приходит осознание того, что рядом кто-то есть. Быстрые шаги, резкий шепот, лязг замков. Голова разрывается вспышкой боли. Перед глазами Уилла стремительно распускается красный, благоухающий металлом, цветок. Сердце замирает, когда Уилл начинает падать. Затылок трещит, и цветок быстро вянет под напором наступающей темноты.

Уилл хочет открыть глаза, но повязка на них ему мешает. Паника медленно подкатывает к горлу большим горьким комком, и Уилл делает глоток. Он шевелит пальцами, потому что не может руками. Они лежат неподвижным грузом рядом, вытянутые вдоль тела. Он слышит женский голос, твердый, с единственной, затерявшейся в бездонном его холоде, ноткой жалости:

- На ваших глазах повязка, поэтому вы не можете видеть. Вы еще не полностью отошли от наркоза, поэтому ваше тело может не слушаться, - голос замолкает. Уилл очень хочет, чтобы она продолжила говорить, но не знает, как ей дать об этом знать. После чудовищно продолжительного молчания голос возобновляется: - Операция прошла успешно, в целом. Вы скоро пойдете на поправ…

То, как ее голос обрывается, заставляет Уилла утонуть в холодном поту. Он слышит хрип, пузырями вырывающийся из ее горла. Слышит, как трясется в конвульсии ее тело, как рука плетью бьется о его ногу, как скрипит под ней стул. Слышит шорох падающей на пол ткани. Чувствует, как удивительно тяжелое тело оседает на нем, придавив его ноги своей массой. Уилл не может ими двинуть, но отчетливо чувствует, как по ним крадется чужое жидкое тепло. Его сердце в отчаянии колотится, и это единственное, что слышит Уилл в наступившей тишине. Две минуты. А потом он также отчетливо слышит затихающие вдали размеренные шаги.

***

- Что вы от меня хотите, признания? Это смешно! – Уилл Грэм, скованный наручниками за спиной, сидит напротив тюремного следователя в камере для допросов.

- Ах, тебе смешно, Грэм? – следователь хватает его за рубашку и подтягивает к себе, так, что в живот Уилла вонзается острое металлическое ребро стола. Грэм стискивает от боли челюсти. Бедро тут же отзывается сочувствующей болью. – Ее тело нашли на тебе, ты пролежал с ней два часа, и ты совсем ничем не хочешь с нами

поделиться?

«Сто двадцать четыре минуты. Сто двадцать четыре минуты и тридцать семь секунд».

- Я ничего не видел, - выдавливает он из себя и не кривит душой.

- Охотно верю, - следователь отпускает его, и Уилл с облегчением опускается обратно на стул. – Звуки?

- Только шаги…

- Мужские?

Уилл медлит. Да, мужские. Мягкая подошва дорогих туфель. Мужчина среднего телосложения, килограмм 80-85.

- Кажется, да.

- Запахи?

Уилл невольно морщится. Медикаменты, моча, бинты, выветрившиеся духи медсестры, пот. И еле уловимый аромат итальянского мыла, который так же неуместен в тюремной больнице, как олень в тюремной камере. Уилл усмехается.

- Лекарство, пот и моча, - говорит он, устало закрывая глаза.

Следователь выглядит разочарованным, он кидает ручку на стол и трет кулаками покрасневшие глаза. Уилл невольно цепляется взглядом за ручку и тут же ругает себя за это.

- Хорошо… Что по поводу нападения на вас? Вы знаете, кто это сделал?

– продолжает следователь, прибрав ручку и откинувшись на стуле.

Уилл отрицательно качает головой.

- Я… мало что помню. Точнее, я не помню ничего, - говорит он, пытаясь выгнать из памяти длинный черный язык. – Но ведь такое… не происходит без участия охраны, - Уилл смело смотрит в глаза следователю. - Допросите их. Если это действительно так важно для вас.

Следователь улыбается и смотрит на Уилла так, что Грэм понимает – не важно. Абсолютно.