Who's Afraid of Gender?

Снова разрозненные и конфликтующие элементы сшиваются вместе, как во сне, но это не сон - это официальный дискурс могущественных транснациональных институтов. Синтаксис мечты и фантазии превратился в подстрекательский синтаксис мобилизующего политического дискурса. Эта гендерная "теория" - пропаганда, эта петиция за "толерантность" - тирания, а радуга, обычно обозначающая либеральные ценности инклюзивности и разнообразия, обычно порицаемая за теплоту и приятные ощущения, вдруг разгорается как знамя мафиозной организации или отчетливо новой формы фашизма. Было бы слишком легко просто разоблачить глупость этих сопоставлений, стать ехидным или принять атмосферу превосходства, но мы были бы глупцами, если бы не увидели, как сила сопоставления работает для создания цепочек ассоциаций, инсинуаций соучастия и риторических констелляций, способных - при определенных условиях - установить "причину" разрушения в центре психосоциального фантома. В той мере, в какой эта синтаксическая связка оказывается убедительной, любой, кто выступает против тирании, будет в равной степени выступать против гендера и миграции; любой, кто выступает против гибели цивилизации, будет выступать против них обоих; и любой, кто выступает против преступных организаций вроде мафии, увидит, что они тоже каким-то образом представлены гендером и миграцией. Эти цепочки ассоциаций не просто обрываются, они сгущаются в идентифицируемый объект опасности, от которого, согласно этим схемам, можно защититься, только подвергнув опасности транс и квиров, феминисток, геев и лесбиянок, а также сообщества мигрантов. Такой дискурс, претендуя на защиту от вреда, наносит огромный вред, но он может называть этот вред защитой от вреда. Тавтология, к сожалению, и яркая, и эффективная, и действует так, будто это форма разума. Различным уязвимым сообществам, на которые сейчас направлено такое обоснование вреда, угрожает исключение и криминализация, патологизация и потеря основных свобод, включая репродуктивную свободу и гендерную самоидентификацию. Подобные стратегии лишения прав относятся к истории фашизма: они усиливают уязвимость тех самых сообществ, на которые ложно возлагается ответственность за нестабильное состояние мира. Они идентифицируют такие сообщества как "причину" разрушения, чтобы обещать, что, уничтожив их, можно предотвратить разрушение, хотя оно явно усиливается. Они настаивают на том, что такие сообщества и их политические требования являются разрушительной силой, но при этом они мобилизуют эту самую силу, поскольку она экстернализируется в другом. По сути, они переименовывают объект разрушения в его причину, участвуя в современной форме фашистского ребрендинга.