Will. Чему может научить нас простой парень, ставший самым высокооплачиваемым актером Голливуда

Ее слова открыли во мне шлюзы, сдерживавшие эмоции до этого момента. Я безудержно зарыдал — из меня потоком хлынули все сомнения, комплексы и страхи, копившиеся внутри столько лет. В то же время осознание собственной внутренней красоты наполнило мое сердце и разум возможностями.

Если я настолько красив, мне не нужно сниматься в самых лучших фильмах, чтобы хорошо к себе относиться. Если я настолько красив, мне не нужно записывать хитовые пластинки, чтобы чувствовать себя достойным любви. Если я настолько красив, мне не нужна ни Джада, ни кто-то еще, чтобы мое существование было оправдано. Если я настолько красив, и у меня внутри всегда есть это пристанище, то мне не нужно ничье одобрение. Я себя одобряю. Я хорош таким, какой я есть.

Так я впервые ощутил вкус свободы. С моей шеи свалилось невидимое ярмо. Все, в чем я нуждался, за что хватался, за что цеплялся, чего желал, и требовал, и манипулировал, и стремился, и хотел — все неутолимые желания, которые заставляли меня бегать, подобно белке в колесе несчастий, улетели прочь. Мне больше не нужно было гнаться за пресловутой морковкой на палочке.

Я больше ни в чем не нуждался.

За все пятьдесят с хвостиком лет на этом свете я никогда не испытывал ничего лучше.

За следующие два года я участвовал в церемонии четырнадцать раз. В восьми из них появлялась женщина, которую, как я узнал, зовут «Матерь». Каждый раз она давала мне подобные советы и наставления. Те три раза, когда она не появлялась, были просто адскими.

На моей второй церемонии Матерь повторяла часов пять подряд:

— Замолчи.

Она произнесла это столько раз, что мне захотелось биться головой об пол. Она имела в виду постоянную болтовню внутреннего голоса, который не умолкает у меня в голове — он планирует, строит стратегии, спорит, оценивает, критикует, осуждает, придирается, сомневается. Она буквально избила меня этим словом: «Замолчи».

И в какой-то момент, прямо перед рассветом, я понял, что наступила тишина. Мои внутренние соседи перестали трепаться. Я испытал эйфорию. Матерь позволила мне блаженствовать в мире и спокойствии моей внутренней тишины где-то минут сорок. Затем она безмолвно объяснила мне, почему я должен был замолчать.

Если коротко, она сказала, что я должен замереть и замолчать, чтобы лучше увидеть и понять окружающих меня людей и обстоятельства. Она наблюдала, как я много лет расшибаюсь об стенку, чтобы подчинить мир своей Воле. Она хотела сказать, что, если я перестану так много болтать и думать, я увижу и почувствую движение вселенских волн и смогу под них подстроиться, чтобы добиться вдвое большего меньшими усилиями. Я вспомнил, как Джиджи сказала мне то же самое много лет назад: «Если бы ты не был таким болтливым, тебе бы, может быть, поменьше доставалось».

Я стал практиковать молчание для того, чтобы стать максимально осознанным. Я всегда считал мир своим полем боя. Теперь я понял, что настоящим полем боя был мой разум.

Глава 21 Любовь

— Хроническая обструктивная болезнь легких. Идиопатическая сердечная недостаточность. Коронарная недостаточность. Фибрилляция предсердий. В норме фракция выброса крови с каждым сердечным сокращением составляет 55–60 %. У вашего папы она уменьшилась до 10 %. Он всю жизнь курил, вдыхал хладагент, работал с токсичными химикатами, еще и злоупотреблял алкоголем…

— Сколько ему осталось? — спросил я.

— Вам нужно вернуться домой.

Доктор Ала Стэнфорд была нашим семейным врачом уже несколько лет. Она пыталась заставить папулю кардинально изменить образ жизни, чтобы его старость была долгой и счастливой. В моем детстве папуля перенес два инфаркта. Он с гордостью рассказывал об этом. Приближение второго сердечного приступа, по его словам, он почувствовал заранее. Его левая рука отказала, поэтому он вел машину до больницы одной правой. Когда доктор Ала умоляла его отказаться от вредных привычек, он отвечал: «Да ну к черту, если я перестану пить и курить, я сам брошусь под автобус».

— Сколько, Ала? — снова спросил я.

— Шесть недель.

У меня только что закончились съемки фильма «Призрачная красота». Это кино об отце, который переживает смерть своей дочери. Готовясь к роли, я последние пять месяцев внимательно изучал духовные, психологические и культурные ритуалы и практики исцеления, которые помогают людям преодолеть глубокую скорбь по ушедшим близким. Я встречался со священниками, имамами, шаманами, раввинами, гуру. Я прочитал кучу книг о смерти: «О смерти и умирании» Элизабет Кюблер-Росс. «Тибетскую книгу жизни и смерти», написанную буддийским наставником Согьялом Ринпоче. «Вторники с Морри или величайший урок жизни» Митча Элбома. «Год магического мышления» Джоан Дидион.

Вжившись в роль, я чувствовал себя готовым ко всему, уверенным, что могу изобразить триумфальный переход от трагической утраты к полному исцелению. Я помог своему персонажу пережить агонию от потери, но теперь мне пришлось помогать с этим самому себе.

Папуля понимал, что умирает.