Wolfhill (СИ)

– Ага, как же! Не ссы, все свои!- Тэрим выжидающе смотрит на мальчиков, ища поддержки. Те, в общем-то, благоразумно в девичьи разговоры не лезут. Глядя на подругу, Раныль ловит себя на мысли, что Тэрим выражает готовность ждать хоть до нового года, лишь бы Хан призналась. Не сдерживается и выдаёт смешок.

– Это не важно, правда, - пожимает плечами.

– Да, Тэрим, оставь в покое человека, - встревает Кёнсу. Раныль чувствует бесконечную благодарность за это.

– Не то она сейчас в обморок грохнется, - хохочет Бэк, – Вся кровь к щекам приливает, скоро сердцу будет нечего откачивать.

Тэрим разочарованно вздыхает, однако, кинув взгляд на Раныль и видя её предобморочное состояние, решает оставить разговор до лучших времён. Раныль более чем уверена, что подруга так просто не отстанет, и готова лицом утонуть в салате на тарелке.

– Не оскорбляй пищу, бога ради,- слышится в голове размеренный голос. Девушка лежит на столе лицом, охлаждая горящие щёки, и позволяет себе улыбнуться. Необычно всё это, что лишь сильнее гоняет адреналин по организму.

– Кай, а сколько тебе лет? – спрашивает девушка, переворачивая голову влево, подставляя прохладной доске стола вторую щёку.

– Что ты будешь делать с этой информацией?

– Ничего. Просто интересно.

Лёгкое покалывание в висках пропадает и Раныль чувствует, как улыбается шире, ведь это значит, что она уже может отличить присутствие Кая в голове, как и то, когда тот пропадает. Улыбается, несмотря на то, что снова осталась без ответа.

========== V ==========

Раныль сидела за накрытым до краёв столом, дрыгая босыми ногами и пытаясь до конца проснуться. Негромкое щебетание бабушки, сладкие блинчики с чаем – утро поистине было добрым. До поры до времени.

– Как дела, детка? – Раныль сидела в гостиной, прижимая к уху трубку домашнего телефона.

– Хорошо, мам, как у тебя?

– О, всё просто замечательно, - голос матери слегка подрагивал, из чего Раныль сделала вывод – что-то не так.

– Что-то стряслось, мам? – бабушка на этой фразе заглянула в комнату и осталась стоять у порога, опираясь на косяк.

– Нет, милая, всё хорошо. Как там бабушка? – нарочито весёлый тон родительницы напрягал. Беспокойство лизнуло загривок сознания.

– Мама, что случилось? – твёрдо спросила девушка. Мать молчала больше минуты, отчего Раныль начала нервно постукивать костяшками пальцев по столику.

– Отец объявил о помолвке.

***

Бывает так, что однажды ты просыпаешься утром и понимаешь, что всё, во что ты верил – просто чушь собачья на фоне того, как всё обстоит на самом деле. Вдруг оказывается, что в чай с лимоном, который ты с упоением можешь пить часами, мама всегда заботливо подливала мёда, который ты на дух не переносишь, а ты и не подозревал об этом; или подаренная тётей блузка вовсе не ярко-красного цвета, а – кораллового; что подарки под ёлку кладёт не краснощёкий вымышленный дедуля, а – родители; ну или когда отец задерживается на работе допоздна не потому что работы очень много, а потому что завел себе кое-кого другого.

Раныль думала, что ей всё мерещится. Ноги предательски подкосились, из-за чего девушка была вынуждена осесть на заснеженную землю. В районе Инсадон* всегда было многолюдно: приближающийся новый год будто разом свёл всех с ума – баннеры кричали о диких распродажах – ни одна женщина в здравом уме такое не пропустит. Витрины небольшого ресторанчика напротив были увешаны мелкими гирляндами, от которых у Раныль начинало свербеть в глазах – так ярко они горели. Двери податливо открывались под натиском рук, впуская всё новых посетителей.

Отец был в приподнятом настроении. Это трудно было не заметить – улыбка тянулась от уха до уха – особенно если дома тот бывал мрачнее тучи. Зрелище было довольно-таки странным: закатанные рукава рубашки, которые мать гладила до идеального состояния; расслабленно опущенные плечи; и преспокойно лежащий на столе телефон, на который дома тот обычно постоянно отвлекался.

Напротив отца, отвечая ему такой же широкой улыбкой, сидела женщина. Раныль сейчас едва ли могла вспомнить, как та выглядела; зато надолго запомнился отец, который в ту же секунду подался вперёд и присосался к ней губами.

Раныль резко отвернулась, не в силах больше смотреть на это. К горлу подступал тошнотворный ком. Хан чувствовала, как ей заботливо убирают волосы с лица, позволяя облёвывать улицу Сеула и дальше. Плечо крепко сжали. Раныль пообещала себе, что извинится перед Суён за испорченный аппетит и обязательно поблагодарит за поддержку. Позже. А сейчас надо было собрать себя в кучу заново.

Отца Раныль избегала – смотреть тому в глаза, будто ничего и не было, после всего увиденного казалось просто сумасшествием. А ещё девушка боялась, что сорвётся с цепи и выплюнет всё отвращение к родителю прямо в присутствии матери. Которая, к слову, ни о чем не подозревала.

Сказать ей обо всём для Раныль было подобно пытке. Каждый раз, когда Хан собиралась с мыслями и порывалась рассказать об измене отца, спотыкалась о взгляд матери, в котором была затаённая догадка.

Боже, пусть она узнает всё сама.