Wonderful Life. Размышления о том, как найти смысл жизни

Точно так же, как мы сейчас воспринимаем электричество как нечто очевидное, для Аристотеля было очевидным существование космического порядка настолько, что ему и в голову не могло прийти, что такого порядка может не существовать. Заколдованный мир был единым, осмысленно целым, и, как и любое другое существо, человек обладал неким изначально присущим ему назначением, или добродетелью, исполнение которой определяло благо человека: добродетель лошади – бежать и нести своего седока; добродетель глаза – обеспечивать нас зрением; и, по Аристотелю, должна существовать также некая «высшая добродетель человека», некоторая форма совершенства, уникальная именно для человека[94]. Установив, что наша способность к рациональному мышлению отличает нас от животных, он писал, что человеческое благо должно заключаться в жизни в соответствии с этой рациональной душой, что требует определенных добродетелей. Для него никогда не стоял вопрос, есть или нет смысл в человеческом существовании. В том заколдованном космосе, в котором Аристотель жил, было очевидно, что каждый человек имел свой смысл и свое назначение, поскольку у всего вокруг было изначально присущее ему назначение, его нужно было только обнаружить.

Главным вопросом на тему жизни для Аристотеля и всего последующего за ним тысячелетия западной мысли был вопрос о конечной цели человека. Вопрос, в греческой философии обозначаемый как «telos»[95], а в средневековой христианской мысли как «summum bonum»[96], был центральным для западных мыслителей вплоть до эпохи модернизма и был обращен к конечной цели человечества, к основополагающему «зачем?» нашего существования. Это был вопрос о том, зачем существуют люди. Тогда он звучал так же, как сейчас мы бы спросили, зачем нужны велосипеды или ножи: для того чтобы ездить или резать, соответственно. У греческих и христианских мыслителей, от Аристотеля до Фомы Аквинского, не было никакого сомнения в том, что у человечества была цель, и это их объединяло. Для них космос был понятен, а люди были созданы с определенной целью. Так что задачей мыслителя было лишь раскрыть, обнаружить пользу или благо человека, или ту цель, что в нем уже заложена. Как сказал об этом профессор философского факультета университета Маунт Сент-Мэри Джошуа Хохшильд, вопрос о конечной цели человечества был «вопросом о человеческой жизни, который вставал на протяжении практически всей западной истории»[97].

Начиная где-то с семнадцатого века в западных обществах неспешно приобретает известность более научно обоснованное мировоззрение. Это новое мировоззрение вначале разделило «естественное» и «сверхъестественное», а затем начало отодвигать последнее на периферию. Не прошло и пары веков, как наука убила магическую власть Вселенной.

Разумеется, были и другие виновники этого: рост гуманизма и индивидуализма, урбанизация, повышение мобильности, индустриализация, демократия и появление чиновничье-бюрократических правительств; но научное мировоззрение сыграло самую значительную роль в превращении Заколдованного Космоса старых добрых времен в расколдованную, бесцельную, Механическую Вселенную. В Заколдованной Вселенной вопрос об основной цели человеческой жизни имел смысл, но он совершенно не вписывался в Механическую Вселенную, где у человечества уже не было столь очевидного места в великом порядке вещей. Это потребовало постановки нового «большого вопроса» о жизни. В 1834 году человек по имени Томас Карлейль намекнул на простой вопрос: «В чем смысл жизни?», и с тех по мы, как общество, пытаемся преодолеть экзистенциальные последствия этого.

Глубокомысленный вымысел: большой вопрос Карлейля

«Если смотреть правильно, то ни один мало-мальский объект не является неважным; все предметы как окна, сквозь которые философский глаз смотрит на саму бесконечность»[98].

Томас Карлейль «Sartor Resartus», 1834

Нельзя говорить, что Томас Карлейль, шотландский эссеист, сатирик и историк из Викторианской эпохи, был единственным, кто задавался вопросом о смысле жизни, но именно он был первым, кто написал об этом в англоязычном мире. Опубликованная между 1833 и 1834 годами его книга «Sartor Resartus»[99] стала заметным событием по ряду причин: предисловие к книге написал Ральф Уолдо Эмерсон[100]; Герман Мельвилль[101] и Уолт Уитмен[102] указывали на нее как на оказавшую ключевое влияние при написании «Моби Дика» и «Песни о себе» соответственно. В наше время ее часто упоминают при обозначении перехода англоязычной литературы от романтического к викторианскому периоду[103]. Книга также содержит самую раннюю, известную в англоязычной литературе фразу «смысл жизни»[104].