Worm (ЛП)

-- В любом случае, достаточно обсуждений. Я обдумаю всё сегодня и предложу что-нибудь стоящее вам и кейпам этого города, которые станут нашими... противниками. Возможно, добавлю несколько правил, которые закроют лазейки и помогут удержать это маленькое мероприятие в рамках. Панацея, Оружейник, Сука, Регент, девушка в заточении, Крюковолк. Ожог никого не выдвинула, а со своим кандидатом я уже разделался. Так что у нас их осталось шесть, и убрать надо пятерых. А когда покончим с испытанием и подтвердим наше превосходство, сможем убить эту Сплетницу, её друзей и всех остальных. Чтоб не забывали, с кем имеют дело. Хорошо?

Все выразили согласие кивками, знаками и возгласами одобрения.

-- Прекрасно. Идите, развлекайтесь. Добейте оставшихся. Не беспокойтесь, что кого-то пропустите. Все и так уже знают, что мы здесь. Уходим максимум через пять минут -- мы не можем начать нашу великую битву с местными вот так, сразу.

Его монстры вернулись к бойне. Джек наблюдал, как они работают и играют, подмечая каждую мелочь. Он хорошо знал, что Птица-Хрусталь строит из себя интеллектуалку, но она теряла покой, как и Сибирь, когда они слишком долго не устраивали бойни, в такие моменты Птица-Хрусталь отвлекалась от книги, которую читала, каждые тридцать, пятнадцать или даже десять секунд, словно жаждала, чтобы хоть что-нибудь произошло. Сибирь же начинала смотреть на команду голодным взглядом. Ей не нужна была еда, но она наслаждалась ощущениями, пожирая человечину -- как некоторые наслаждаются первой чашечкой кофе по утрам. Её это возбуждало.

Краулер, по наблюдениям Джека, не показывал никаких признаков скуки или беспокойства. Когда он терял терпение, это походило на неуправляемый взрыв.

Держать группу единой можно было лишь очень точно дозируя кнут и пряник. Постоянная ювелирная работа. Каждый хотел чего-то от других -- сколь нелюдимым он ни старался выглядеть. Джек использовал эти желания, побуждая членов Девятки оставаться вместе и сотрудничать. Непростое дело: то, что пряник для одного -- кнут для другого.

Птица-Хрусталь, сейчас парившая над бойней и снисходительно наблюдавшая за остальными, жаждала признания. Скажи кто-нибудь об этом вслух, она бы оскорбилась. Но важнее всего для неё было выглядеть могущественной, как для остальной команды, так и для гражданских. Она на многое закрывала глаза, но от личного оскорбления или шутки у Птицы-Хрусталь срывало тормоза. Если мерить пряниками, простой похвалы хватало примерно на неделю, а возможности блеснуть перед другими -- на месяц. Именно из-за этого Джек разрешал Птице-Хрусталь "петь" в каждом новом месте -- хотя находил это скучным, приевшимся, а последствия "пения" слишком предсказуемыми. Кнут для неё оказался столь же незамысловат: угроза физической расправы и потери контроля. Задумай она атаковать кого-нибудь из группы, Сибирь или Краулер отплатили бы ей, не дав уйти невредимой. Птица-Хрусталь понимала, что это неизбежно. И сама мысль о позорном поражении удерживала её -- ничуть не меньше угрозы смерти.

Сибирь наблюдала, как Ампутация вырезает и сшивает вместе мускулы и внутренние органы, собранные с трупов механическими пауками. Её творение начало отдалённо походить на человеческое существо.

С Сибирью всё было крайне непросто. Джек сомневался, что кто-то ещё из Девятки замечает, что наиболее беспощадный член группы тайно привязан к Ампутации. У Сибири туго с воображением, она раз за разом воплощала одни и те же жестокие и кровожадные сценарии -- и, тем не менее, в работе Ампутации Сибирь видела своеобразную красоту. Иногда Джеку казалось, что Сибирь отвечает на желание Ампутации иметь семью. Ампутация относилась к Сибири то как к старшей сестре, то как к домашнему питомцу -- привязанность же убийцы к девочке-Технарю казалась почти материнской, словно у медведицы к медвежонку. Замечал ли кто-нибудь ещё из Девятки, что Сибирь постоянно старается остаться рядом с Ампутацией, сопровождать её в вылазках и всё время держать на виду?

Кнут для Сибири -- это и есть Ампутация. Точнее, любая возможность потерять её компанию. Всё, что угрожало девочке, уничтожалось с небывалой яростью. Скучая, Сибирь бродила сама по себе и искала развлечений -- и группа затаивалась, пока она не возвращалась через несколько часов или дней. Обычно приходилось поспешно отступать -- когда герои, понимая, что им не справиться с Сибирью, приходили за остальными.

Ампутации не хватало семьи. Её кнут -- неодобрение, отказ в проявлении "любви" от близких. Эмоционально Ампутация осталась ещё большим ребёнком, чем внешне. По ночам ей снились кошмары -- если только она не засыпала в объятиях старших товарищей, чаще всего Сибири. Когда Ампутация не высыпалась или у неё портилось настроение, она становилась столь же невыносимой, как все остальные -- и одной из самых опасных в Девятке.