Он перевернул гильзу-ведро и, встав на дно ногами, скомандовал:
— Давай опять лезь. Только аккуратно, я еле держусь.
Максим взялся за его плечи, но тут они услышали приближающиеся шаги.
Они по очереди нырнули в люк, и штурман провёл Отто через пост управления энергетикой в реакторный отсек. Через смотровое окно сверкали никелем кругляшки приборов. Постучав пальцем по стеклу, он поманил немца, предлагая заглянуть внутрь.
— В принципе, атомный реактор — это котёл, через который пропускают воду. Она кипит, и пар под давлением крутит турбины. А те, в свою очередь, вырабатывают электроэнергию. Вот это — редуктор. Устройство, понижающее давление, — штурман засмеялся и похлопал Отто по плечу. — Хоть что-нибудь понял? Это тебе не дизеля. Ладно, пошли в восьмой, химика проведаем. Чувствую, врёт его газоанализатор. Я недостаток кислорода лёгкими сразу определяю. Сейчас в четвёртом не двадцать процентов, а девятнадцать. Вот запомни, а с химиком проверим. Сам убедишься.
Штурман Егор Сорокин считал, что в этой жизни он уже добился всего. Он капитан третьего ранга и целый командир штурманской боевой части грозного атомохода. Не бог весть какой рост, но это предел. Ему уже далеко за тридцать. За плечами — счёт автономкам за два десятка. Недавно подсчитал и сам был поражен: под водой он прожил шесть лет своей жизни! Ни жены, ни детей, ни близких друзей. Даже в отпуск он не знал куда поехать. Служба на берегу, служба в море, потом наоборот. И так изо дня в день. Теперь дождаться пенсии, а дальше прямая дорога в народное хозяйство.
«У меня всё есть! — успокаивал он себя ещё в той, прошлой жизни, после того, как бывало, засиживался в каюте старпома за стаканом «шила». — Отдельная каюта, штурманская рубка и желание в сорок пять уйти на пенсию. Чего ещё мне хотеть? Цикл замкнулся: проклюнулся ростком, зацвёл, повонял немного ароматом цветения, теперь пора и осыпаться, а потом и землю удобрить». Он тяжело вздыхал, а в груди будто ворочалась здоровенная жаба.
Когда они подобрали в Атлантике немца с утопленной подводной лодки, штурман неожиданно ощутил в себе угасшие зачатки учителя и наставника. Он отчётливо почувствовал, что творится в душе Отто, этого счастливчика, единственного оставшегося в живых из всего экипажа и попавшего невесть куда, в чужой мир будущего, со своими правилами и порядками. Растерянного и подавленного. И тогда он взял над немцем шефство. Сначала учил русскому языку, а потом, когда подружились, любил устраивать Отто экскурсии по лодке и радовался, когда у того округлялись от изумления глаза и отвисала челюсть. Егор деликатно приподнимал ему подбородок двумя пальцами и важно говорил:
— Ну, этого ты не поймёшь, тёмный ты ещё, хотя послушай!
И Отто слушал, на радость штурману, ещё сильнее тараща глаза.
— Ты у себя был лейтенант, а я капитан третьего ранга! Кто у вас с таким званием мог быть?
— Командир эсминца или даже командующий базой.
— Да-а? — штурман удивлённо покачал головой. — Званиями у вас не швыряются. У нас командир эсминца — это капраз. Хотя и эсминцы нельзя сравнивать. Я тебя ещё штурманскому делу научу. Я в этом спец! Неувязка, ошибка на карте — ноль, это моё правило. Ты меня слушай. Я, сколько себя помню, на железе служу. Ничем меня не взять! Я, как медуза — щупальце отдавят, а у меня два новых растут. Эх, немчура, видел бы ты то, что я повидал! Ну, чего отстал? Шевелись, а то мне ещё за старпома суточный план на завтра писать.
Вспомнив о Долгове, штурман помрачнел. Ведь они уже трое суток безрезультатно ждут их у реки Поной. Ни весточки в эфире, ни засветки от прилетевшего гидросамолёта на экране. Забрезжившая поначалу надежда неумолимо гаснет. Егор тяжело вздохнул, и вдруг на него нахлынула неконтролируемая злость. Он вспомнил, как однажды в Питере, на день ВМФ, пытался рассказать, что такое автономный поход, какому-то прыщавому тинэйджеру, возомнившему себя бывалым матросом, потому что он переплыл на яхте Неву и на этом основании нахлобучил на голову морскую офицерскую фуражку.
Тинэйджер выслушал, затем пожав плечами, изрёк:
— Ну и что? Вы же не люди, вы военные.
— Идём, Отто, — проворчал Егор. — Мы не люди. Это у вас в Германии подводники — герои, а у нас — так, мелочь разменная.
Егор перевёл дух и, откинув запорную рукоять люка, подтолкнул Отто.
— Старпом — какой мужик! Кремень, кулак, лом в руках штангиста! Где он сейчас?
Штурман закрыл за собой люк и повел вокруг рукой.
— То, что это пятый отсек, ты уже знаешь. Вот это — опреснительная установка, а это — пост энергоустановки. О нём я тебе позже расскажу.
Вдруг ожил динамик внутрикорабельной связи, и в отсеке загремел голос командира:
— Штурману прибыть в центральный пост.
— Ну вот, — вздохнул Егор. — До химика мы так и не дошли.