Wunderland обетованная

Долгов мельком взглянул на потерявший подошву ботинок и зашёлся новым приступом смеха. Так даже веселее. На снегу остаются красные пятна, а он никак не поймёт — кто их оставляет? Лицо Шеффера, как отмашка нового круга, мелькнуло в третий раз, затем в четвёртый, а тропа вилась и вилась, и не было ей конца. И уже не он по ней бежал, а она змеилась ему под ноги. А потом круги слились в один бесконечный, и он сбился со счёта. Солнце то слепит глаза, то светит в затылок, и старпом со смехом пытается наступить на собственную тень. Опять мелькнули кепки немецких солдат. Кто их, такие глупые, придумал? И вновь тропа бросилась ему под ноги. Но почему-то уже не так быстро. Топ-топ! Ещё шаг. Эти кровавые следы он уже видел. Почему-то ноги отказываются ему повиноваться, а тропа, будто брыкающийся конь, пытается его сбросить. Тело, будто ватное и непослушное, плывёт куда-то в сторону. Тропа исчезла, и теперь он видит только белое небо. А ноги всё пытаются бежать и, дёргаясь, выбрасывают из-под снега камни. Заслонив свет, над ним нависло лицо Шеффера. Он что-то говорит, но слова вытягиваются в несуразную абракадабру. Долгов, улыбаясь, пытается сказать, чтобы профессор вытащил изо рта банан, но свет вдруг меркнет, и лицо Шеффера затягивается чёрной пеленой.

Помощник посмотрел на часы, затем, положив на колено журнал, сделал запись.

— Готов.

— Сорок шесть минут. Неплохо, неплохо. Замерь ему пульс.

Йордан поднял безвольную руку Долгова и проследил за секундной стрелкой.

— Около двухсот.

— У него хорошее сердце. Думаю, ещё два-три трека он выдержит.

— Да, — согласился помощник. — Ненец не пробежал и двадцати минут, как рухнул замертво.

Ветер засвистел с новой силой, Шеффер поёжился, поднял куцый воротничок белого халата. В котловане закручивались вихри, поднимая вверх комки слежавшегося грязного снега.

— Забирайте его. И не забудь замерить время полного восстановления, — Шеффер кивнул Йордану и поспешил спрятаться внутрь тоннеля. — Скоро и вправду начнётся метель. Рудольф, это надолго?

— Бывало, и неделю мело. А порой и за день утихала.

— Будем надеяться на лучшее. За сутки единица отойдёт, затем опробуем дозу в ноль четыре. Сейчас начнём работать с объектом. Второй готов?

— Я за ним отправил.

Помощник пропустил вперёд солдат, которые за руки и ноги несли Долгова, и опустил дверь.

— Я научился обрабатывать объект жидким азотом дозированно. Благодаря этому температуру объекта можно понижать плавно. Без резких перепадов.

Йордан ещё хотел добавить, как это важно, чтобы температура падала постепенно. Потому что у профессора могло возникнуть впечатление, что он полгода здесь бездельничал, но тут в коридоре взвыла сирена, и вспыхнули красные лампы тревоги.

Дверь распахнулась настежь, и на пороге возник эсэсовец в чёрном кителе, с блестящими молниями в петлицах. Он внимательно посмотрел на успевшего сесть на нары Максима, затем на стоявшего у стены, рядом с ведром, Артёма, и его лоб прочертила морщина раздумья. Пытаясь вспомнить, кто из них номер два, он ещё раз поднял взгляд на доктора, затем на Максима. Максим не выдержал и, решив, что тот пришёл забрать котелок, протянул его немцу. И тут эсэсовец вспомнил. Наглая ухмылка озарила его лицо, и он, повернувшись к Артёму волосатым затылком, указал пальцем на Максима:

— Zwei stand!

Но команда «встать», отданная Максиму, подействовала на доктора как спусковой крючок. Увидев ухмылку немца, затем его спину, Артём почувствовал в крови тот рвущийся в бой адреналин, который оттесняет прочь осторожность и будит в душе дух древнего воина, почуявшего вкус крови! Как метатель молота, с разворотом на выдохе, он подхватил тяжёлое ведро и закрутился с ним на одной ноге.

— А-а-а-х!

Ведро, будто гиря, взлетело в воздух и обрушилось на голову немца. Чёрная спина дёрнулась, ноги подкосились, и эсэсовец, как мешок с цементом, повалился на пол.

— И вправду — не танки! — склонился над ним удивлённый Артём.

— Ну ты даёшь!

Не ожидавший такого поворота событий Максим вскочил и ошарашенно пялился то на распростёртого у ног немца, то на хищно зависшего над ним с ведром в руках доктора.

— Бежим!

Артём выглянул в коридор.

— Нет, стой! Сними у него кольцо!

Максим осторожно склонился над эсэсовцем и потянул его за палец. Осмелев, дёрнул сильней, но кольцо не поддавалось.

— Ну, что ты там возишься?

Артёму показалось, что в коридоре он слышит шаги.

— Не снимается!

— Дай.

Кольцо плотно впилось в фалангу и не двинулось ни на миллиметр. Доктор дёрнул немца за руку и, неестественно её вывернув, подтащил его к нарам. Отогнув палец с кольцом, он положил его на доску и приказал Максиму:

— Держи!

Затем, перевернув ведро, замахнулся и острым ребром, будто ножом, ударил выше фаланги. Максим ойкнул и, побледнев, уставился на упавший к его ногам палец.

— Ну, чего смотришь? Снимай и бежим, а то сейчас дождёмся!

Он выскочил за дверь и уже из коридора выкрикнул:

— Макс! Тебе его не есть! Снимай и вперёд!