Умка упорно карабкался рядом. Он по достоинству оценил способности Максима добывать пищу и расставаться с ним не собирался. Немцы уже были рядом. Не обращая внимания на птичью тучу, они смотрели под ноги. Немного потоптавшись на месте, они повернули в сторону ледника. Сердце у Максима оборвалось. Это был конец. Очевидно, следы он всё-таки оставлял и немцы его вычислили. Сейчас они взберутся по склону, и вот он — берите. Да и не будут они его брать! Пристрелят, даже не вытаскивая из щели. Максим вжался в укрытие, прижав к себе медвежонка и пряча за его белой шерстью чёрные, как бельмо на фоне светлого льда, куртку и брюки. Умка ёрзал и пытался вырваться. Ему хотелось карабкаться дальше. Он недовольно рычал и пятился к выходу.
— Тише, — уговаривал его, прижимая к себе, Максим. — Не шевелись. Да замри ты!
Он, пытаясь усмирить, даже дал ему подзатыльник. Но Умка вдруг напрягся и, выгнувшись, выставил морду из укрытия. Теперь он уже не рычал, а скулил, как расплакавшийся щенок, не обращая внимания на уговоры Максима, он трясся на задних лапах, готовясь спрыгнуть на выступ ниже. Медвежонок царапал когтями лёд и вместе с круглым задом пытался крутить куцым хвостиком. Удивлённый таким поведением, Максим не выдержал и выглянул из-за его головы.
С другой стороны ледника, спрыгивая с одной ледяной ступени на другую, спускалась огромная белая медведица. Умка не сводил с неё глаз и, вытянув шею, жалобно скулил, но за птичьим криком она его не слышала. Всё её внимание было обращено на взбиравшихся ей навстречу немцев. Слышать и видеть они её не могли и, миновав каменный пояс, карабкались вверх. Медведица следила за каждым их движением. Пасть ее была хищно раскрыта, и Максиму казалось, что он слышит её утробный рык сквозь гул птичьего базара. Умка вырвался и, спрыгнув чуть ниже, высматривал следующую опору. Немцы взобрались на ледяное плато и, заметив его, застыли. Первый потянулся за висевшим на плече автоматом. И тут будто лавина с обрыва, на них сорвалась медведица. Удар лапой подбросил первого в воздух, и он покатился вниз, на камни. Второго она подмяла под себя и, будто тряпичную куклу, мотая головой, трепала в зубах.
Максим на секунду застыл, затем ужас выбросил его из укрытия и, обезумев, он бросился карабкаться вверх по льду, больше всего боясь оглянуться и увидеть преследующую его медведицу. Взобравшись на вершину, он осмелился на секунду взглянуть вниз. На берегу, раскинув руки, неподвижно лежал первый немец. Медведица, склонившись над вторым, вырывала из него куски, а рядом, уткнувшись мордой, ей помогал Умка. Не разбирая дороги, проваливаясь в снег, Максим бросился бежать, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого страшного места. Остановился он только тогда, когда понял, что петляет в белой пустыне и, замкнув круг, наткнулся на свои же следы. Обессиленно рухнув на спину, он смотрел в синее небо, но перед глазами все еще стояла жуткая картина медвежьей трапезы. Вспомнилось, как в школе, рассказывая об Арктике, учитель говорил о белых медведях, и о том, что это единственный в природе зверь, который считает человека звеном в своей пищевой цепочке. И нападает он на него, не защищаясь, будучи загнанным в угол, а именно ради охоты. Тогда Максим с недоверием отнёсся к этим словам. Выдумывает учитель. Пусть сначала поднимет вверх голову и посмотрит на надпись над доской: «Человек — венец природы!». У него техника, ружья, он умнее.
«Там, внизу, лежат два автоматчика, — тяжело дыша, подумал Максим. — Тоже, наверное, не дураки были. А теперь этот венец природы превратился в природное удобрение».
Он встал и оглянулся. Яркое белое безмолвие. От избытка света навернулись слёзы. Он смахнул их, но в глазах будто застряли тысячи песчинок. Часто моргая, Максим попытался вымыть их слезами, но стало ещё хуже. Теперь ещё добавилась резь. Глаза резало так, что хотелось выдавить их вместе с болью. Схватившись за лицо руками, он почувствовал, как воспалились и отекли веки. Посмотрел на ладони, но увидел два размытых пятна. С осознанием происходящего нахлынула паника. Снежная слепота — бич Арктики, погубивший не одну полярную экспедицию. И теперь ещё одной её жертвой стал он. Максим упал и зарыдал, уткнувшись в рукав куртки. Он ослеп. Он беспомощен и теперь ему осталось одно — лечь и навеки уснуть. Он не будет мучиться от голода, потому что раньше замёрзнет. Если ещё раньше его не растерзают медведи или песцы.
Заливаясь горючими слезами от жалости к себе, он поднял голову и вдруг увидел поднимающуюся над горизонтом гору и над ней тёмное облако птиц. Дав передышку глазам, он опять смог видеть! Плохо, недолго, но видеть! В глаза вновь будто бросили песка, и он поспешил зажмуриться.
«Нужно идти туда! — вспыхнула надежда. — Там нет этого яркого снега. Там я снова буду видеть и по берегу дойду к полярникам!»
«Ты только что оттуда бежал! — на смену надежде пришёл страх. — Ты видел, что медведица сделала с немцами. Возможно, она ещё там».