X-avia

Ты сказал, какой капец, когда теряешь контроль над собой. Когда знаешь, что любовь

а) умирает; б) превращается в дрянь; но не можешь перестать ляпаться. Ты сказал, мы

влипли.

Мы смотрели друг на друга, пока ели, пока вытирали лоб в душном самолете, ехали,

как мялся воротник, как пачкались глаза. Я сказала. Ты сказал. Все было одно и то же, что

бы кто из нас ни говорил – мы говорили одни и те же вещи.

Ты спросишь меня, какой я группы крови, и на мой ответ скорчишь рожицу: «Ох,

аристократия!».

Тогда

я,

приложив

руку

ко

рту,

изображу

полуиндейца-

полунеандертальца, намекая на первых обитателей земного шара с первой группой крови.

И я решу купить в автомате на перемене шоколадку. Только пружинка заела, и шоколадка

не выпадает в окошечко. Тогда ты подойдешь к автомату и потрясешь его немного, чуть

не опрокинув на себя, и я получу свою шоколадку. Правда, пока ты будешь раскачивать

автомат, я со смехом умозаключу вслух, что, дескать, вот они, методы добывания пищи у

представителей первой группой крови. Ты подкинешь в огонь еще немного дров, для

полноты картины, «чтобы мой образ у Кристабель сложился еще более полноценным», и

покажешь удостоверение, эти водительские права на трактор, или что-то подобное, очень

забавное и сельскохозяйственное.

Я изрисую твою тетрадь краткими резюме: «Monsieur Dantes, geboren am 1 Juni in

Stepnogorsk»9. Буду называть Степногорск Штепногорском. Ты подаришь мне ручку,

голубую с серебряными звездочками, моего любимого цвета и орнамента, она и писать

будет тоже блестками. Ты стырил эту ручку у своего малолетнего сына, стыдно!

Когда мы признаемся что совместная трапеза – это так интимно, вдруг кто-то из нас

сможет разлюбить, увидев, как другой ест? Пицца с греческим салатом топят айсберг

смущения, кажется, мы даже не так уродливы, пережевывая еду, сидя за одним столом

забитый тестом рот напротив рта с оливками. Я цепляю одноразовой вилкой фетаки,

угощаю тебя, а потом ты говоришь, что обожаешь сладкие сыры, такие, например, как

«Гауда». Я думаю, вот мерзость, они такие невкусные. Зато я люблю колу, ты говоришь,

что она вредна для здоровья, и что, например, суп надо есть хотя бы раз в неделю, «это

полезно!» Боже мой, да сколько тебе лет, чтобы так трепетно относиться к желудку,

Монсьер Бортпроводникъ? Я пью колу со льдом литрами в картонных Граалях

придорожных закусочных, в банках емкостью 0,33л, в бутылках и даже дома из

керамической кружки – пузырьки в желудке помогают обмануть чувство голода. Тебя это

изумляет. Ты жаришь мясо и любишь (о, ужас!) сало, а я – вегетарианка, но одно нас

уравнивает. Горький шоколад. О, да вы гурман-ценитель. Я спрашиваю, пробовал ли ты

горький Lindt с апельсином или с перцем. Ты удивляешься, что кто-то придумал смешать

шоколад с перцем, вот как любопытно! Ты опускаешь глаза и говоришь, что вообще не

ешь Lindt, так как он – дорогой. Я не понимаю, что за беда такая: этот шоколад тебе не по

карману, но ведь он стоит вовсе не много! Ты объясняешь, что, бывает, когда есть

свободная денежка, раз в пару недель можно купить плиточку (название марки). Она

стоит как одна пятая плитки Lindt’а. Что за бред, я в притворном ужасе отшатываюсь от

тебя: «И., вы меня пугаете!» Ты пожимаешь плечами: «C’est la vie». Селявикать ты тоже

недавно научился у меня, так же, как и перехватил термин «трюизм».

«Трюизм» нас одолевает вместе с диким хохотом после учебы. Мы придумываем

особые правила прононса этого слова. Так, надо поднять подбородок как можно выше,

повернуть лицо слегка в сторону, поднять брови, сжать губы, выкинуть манерным жестом

вперед правую или левую ладонь и, закрыв глаза, протянуть «трюизм!», очень желательно

при этом картавить и пылать восторгом.

Мы смеемся так заливисто, и приводим такие тезисы себе в оправдание, что любой

адвокат сошел бы с ума от зависти. Мы обвиняем самих себя сатурнианскими

прокурорами на Страшном Суде. Холодная вода из кулера в пластмассовый Граальчик,

его можно растянуть на весь день, с восьми утра до пяти вечера, а потом будет путь домой

через парк, я поеду домой, ты – к себе, на своих зеленых пригородных электричках, меня

рассмешат названия мест, в которых ты живешь, я сложу их в стишок, ты поразишься

моей гениальности, тебя совсем не рассмешит название улицы, на которой живу я – на

улице имени Ротшильда, ты во всем видишь издевательства над твоей финансовой

несостоятельностью, и я пошлю тебя к черту с твоими домыслами, мы возьмемся ладонь в

9 Нем. «Мсье Дантес, первого июня рожденный в Степногорске».

ладонь и машинально обернемся назад, чтобы никто не шел следом, мы пойдем купить

воды или сигарет, или еще чего-то в ларек со словоохотливой тетенькой-продавщицей,