Безусловно, были факты пораженческих настроений и дезертирства, печально известный приказ № 227 («Ни шагу назад»), создание Смерша и заградительных отрядов. Но очевидно, что приказы выполняют конкретные люди, а крупные сражения никогда не выигрываются из-под палки.
Немецкие военные не учли и того, что германец, привыкший к строгому исполнению уставных норм и приказов начальства, резко отличался от румын, итальянцев и других союзников. Например, инспекторская проверка расположения румынских войск перед началом сталинградской операции, которую Гитлер назвал «делом чести», выявила чудовищное состояние подготовки и морального духа солдат.
Фронтовой быт офицерства резко контрастировал с жизнью простых солдат. Холеные, пахнущие духами, в корсетах и лакированных сапожках командиры, казалось, готовились не к переломной битве, а к променаду в Вене. При них в прекрасно оборудованных теплых блиндажах-конюшнях находились любимые лошади, которых кормили на убой, в то время как простые румынские солдаты вынуждены были ютиться в грязных окопах и заниматься поиском дров и пропитания для себя. Немцы ужаснулись и поспешили послать соответствующие рапорты в ставку. Гитлер влепил Антонеску нагоняй, что, однако, не спасло фашистскую группировку войск под Сталинградом. Прекрасно осведомленный об этом, Георгий Константинович Жуков направил удар именно на румынское расположение. Ни о каком взаимодействии немецких и союзных им армий речи не было. Только брезгливое непонимание и снобистское отторжение со стороны гитлеровцев, и ленивая покорность вассалов в армиях сателлитов. Сколько бы фюрер не орал в телефонную трубку на Фридриха Паулюса — «Стоять до последнего! Я не уйду с Волги!» — битва была позорно проиграна.
«Сталин уже вождь-диктатор в современном, фашистском смысле», — сказал в 1937 году Бердяев в работе «Истоки и смысл русского коммунизма». Любопытное замечание.
Сегодня из виду упущен один очень важный аспект. Еще в начале XX века многие исследователи, основываясь на результатах войн начального периода развития капитализма и Первой мировой как апофеоза столкновения крупных держав за передел сфер влияния, пришли к однозначному выводу: начиная с наполеоновской и заканчивая англо-бурской кампанией, на протяжении всего девятнадцатого столетия, война резко поменяла свой характер. Во все времена война являлась не только крайней формой решения спорных вопросов, но и весомым аргументом внешней политики развитых государств. Главное заключалось в том, что война давно перестала быть только лишь чередой сражений, в которых решались судьбы отдельных стран, и превратилась в соперничество блоков государств. Если раньше в бой вступали народы за свои интересы, то теперь те же народы, собранные в кулак коалиций, бились за победу мировоззрений. Учтя опыт предшественников, германский Генеральный штаб при разработке Директивы № 21 «Барбаросса» акцентировал внимание военных исполнителей на важной детали — «война против России — не военно-политическое мероприятие, а война идеологий». На просторах Европы столкнулись два монстра: «немецкий фашизм» и «российский большевизм».
Сама терминология с течением времени претерпела определенную трансформацию. Фашизм устойчиво ассоциируется с кошмаром концлагерей, массовыми расстрелами мирного населения, вандализмом и фанатичной ненавистью к «неарийцам». Воспринять трезво утверждение, что Советский Союз являл собой фашистское государство, россиянам очень трудно. Для нас фашизм всегда внешний и наиболее опасный враг, который был сокрушен именно нашей страной — СССР. Гитлер же однозначно фигурирует в сознании многих как оголтелый фанатик, людоед и садист-параноик. Применить же термин «фюрер», например, к иракскому лидеру Саддаму Хусейну как-то язык не поворачивается — масштабы не те. Однако Гитлер, Сталин, Мао Цзэдун, Хусейн идентичны по сути.