XIV принцип

— Признаться, Маннбарт — это фамилия моего близкого род­ственника, но я решил пока пользоваться ею, потому что кроме вас мою настоящую фамилию еще никто нормально здесь не выговорил. А ка­залось бы, чего проще — Нахтрагент! Скромно и понятно.

— Я бы еще добавил — изящно. Вы очень многоликий адвокат. Короче, это ты мне обещал три миллиона?

— Короче, можно гак сказать, что я или, если быть совсем точ­ным, — через меня.

— Тогда зачем мы куда-то летим? Отдали бы мне деньги и все?!

— Поймите, я только адвокат, я только представляю интересы своего клиента.

— Это опять про мебель?

— Да, будем пока придерживаться официальной версии.

— Ладно, — отчаявшись что-либо выведать у своего странного спутника, откинул голову назад молодой человек.

Самолет качнуло, за иллюминатором потянулась череда огней взлетной полосы.

— Я боюсь летать, я очень боюсь летать, у меня может сердце не выдержать, — опять пожаловался соседу Сергей.

— Не бойтесь, — улыбнулся Торгрим, протянул руку к голове мо­лодого человека и легко нажал большим пальцем на какую-то точку за ухом попутчика.

Его разбудил толчок, вызванный касанием шасси самолета взлет­ной полосы.

— Мы прилетели, — поспешил сообщить адвокат и показал на ил­люминатор, за которым активно светлело.

— Слава Богу! — потянулся со сна Сергей.

Пассажиры начали выстраиваться в проходе, бортпроводница ще­дро одаривала каждого улыбкой и неким ободряющим пожеланием, правда, только по-французски.

— Что она говорит? — спросил Сергей у своего спутника.

— Общий смысл — не советует задерживаться, — растолковал Маннбарт и, в свою очередь, сам что-то сказал девушке и протянул ви­зитку, отчего та зарделась, невинно скосила глазки в сторону и сунула предложенную карточку в кармашек униформы.

— А ты что сказал?

— Общий смысл — все зависит от вас.

— А не общий?

— Это личное.

— Дорого?

— Как все во Франции — все дорого, но все доступно.

— Одно слово — свободная страна! — констатировал молодой че­ловек, вышел на трап и с удовольствием полной грудью вдохнул свежий воздух.

— Два слова, — поправил его Торгрим,

У трапа их уже ждал бронированный лимузин и два черных джипа сопровождения.

Последнее, что запомнил Сергей, было участливое лицо бортпро­водницы, укутывающей его ноги в полосатый плед.

— Все-таки мы кого-то боимся, — подметил Сергей, садясь в ма­шину.

— Это обычай. Французы патологически гостеприимны, — хмык­нул Торгрим.

— Обычай, наверное, как все во Франции, — дорогой, но доступ­ный?

— Увы! Страна с такой пышной историей должна знать себе цену.

Кортеж тронулся с места, беспрепятственно миновал пост охраны на въезде и помчался по широкому шоссе в сторону разливающейся на востоке зари.

— Будем жить в отеле? — заинтересовался молодой человек, разглядывая мелькающие за окном дорожные указатели на француз­ском,

— Нет, у нас недалеко отсюда есть приличный дом, — спокойно от­ветил ему Торгрим. — Кстати, там нас уже ждет портной. Он подгонит под вас гардероб.

— Чужой чей-то гардероб?

— Почему же чужой. Ваш. Но кое-какие поправки нужно внести.

— Я начинаю привыкать ко всей этой истории, — признался Сер­гей. — Не могу точно определить — нравится она мне или нет, но в лю­бом случае она интереснее всех предыдущих.

— Гораздо интереснее, — кивнул адвокат. — Жизнь Магнификуса Второго — это сплошное приключение.

— Кто такой Магнификус Второй?

— Вы, мой друг.

— Почему второй?

— Потому что первый умер.

— Давайте угадаю — умер насильственной, мучительной смертью?

— Его убил предатель.

— Значит, мы все-таки относимся к хорошим, у нас есть противни­ки — плохие, меня не распилят на запасные части для больных богатых дядек, я очень важная особа и, само собой, — за мной идет нешуточная охота?

— Совершенно верно! — еще раз кивнул его спутник.

— Может быть, вы мне расскажете все в прямой последовательно­сти, а то как-то неловко чувствовать себя дураком, — попросил моло­дой человек.

— Пока это нецелесообразно, тем более я сам всего не знаю, — мягко отказался Маннбарт и предложил: — Почему бы вам просто не расслабиться и не получить максимальное удовольствие?

— Я не очень представляю, что такое максимальное удоволь­ствие, — вздохнул Сергей. — Последние пять лет, стыдно сказать, но я получал удовольствие только от компьютерных игрушек, «Кальвадоса» и ежемесячной перестановки мебели в квартире.

— Зачем так часто?

— Поиск себя в пространстве. У меня есть дурная манера — ста­раюсь сделать еще лучше, поэтому ничего не доделываю до конца. В детстве на одном празднике я очень захотел в туалет, а когда вернул­ся, Дед Мороз уже все подарки раздал. Остались только два зеле­ных воздушных шарика. Я их на улицу вынес, но они от холода сду­лись,

— Ну и что? — не понял адвокат.

— На другом празднике, через год, я опять захотел в туалет, но терпел, пока в штаны не навалил, а Дед Мороз подарки в машине бра­та забыл. Так началось мое падение в бездну.