XV легион

Корнелин пил мало, больше обонял вино, вдыхая его древний терпкий запах. Одна из тех книг, с которыми он никогда не расставался, был трактат Марка Аврелия «К самому себе». Подражая великому стоику, Корнелин был воздержан во всем, в пище и в питье, вызывая насмешки товарищей, которые никак не могли понять, как это можно трибуну не пить испанского вина, не ходить в лупанары, не обжираться на пирушках свининой или фазанами. Зато врач Александр, ученик Галена, по крайней мере, прилежно штудировавший книги великого медика, уважал трибуна за его выдержку и дарил его своей дружбой. Среди этих солдафонов, распутников, пьяниц, педерастов и сребролюбцев, хотя сплошь и рядом очень смелых людей и внушительных мужей в строю, Корнелин был единственным человеком, с которым Александр мог говорить об интересующих его вещах. Жалея, что трибун не читает философских сочинений, он пытался приохотить его к Платону, но не имел успеха. Корнелин взял «Фелона» и «Пир», держал у себя месяцы, честно прочел все до последнего слова, просил иногда разъяснений, а возвращая книги, сказал, что все это только прекрасная болтовня. Но Александру нравился этот мужественный ум, который отказывался верить во что бы то ни было среди грубых солдатских суеверий и рассказов о чудесных спасениях на поле битвы, о превращениях, об исполнившихся гаданиях; о вещих гороскопах и снах, которыми забавляли себя товарищи трибуна. Бросая на походный алтарь перед когортой несколько зерен фимиама, Корнелин лишь исполнял древний обычай, нужный еще для суеверных и простодушных солдатских сердец.

Зубчатые стены Арбелы поднимались и опускались по отрогам адиабенских гор. Через каждые сто шагов возвышалась четырехугольная башня с бойницами. Снабженная огромными запасами зерна, фуража и военными припасами, занимаемая отборным гарнизоном, так как в крепости находились гробницы парфянских царей, Арбела могла выдержать длительную осаду и не бояться штурмов. Во время последней гражданской войны, когда Септимий Север разбил в Каппадокии легионы своего противника Песценния Нигера, провозгласившие последнего августом Востока, сподвижники мятежа, опасаясь расправы мстительного и жестокого Севера, бежали в Парфию. Многие римские трибуны, антиохийские математики, архитекторы, ремесленники и легионарии принуждены были поступить на парфянскую службу, строить для варваров военные машины, дома, корабли, дороги и мосты. Другие влачили жалкое существование в качестве бродячих торговцев, погонщиков и даже рабов. Наконец, были такие, что просили у дверей и на базарах кусок хлеба, и псы разрывали в лохмотья их жалкие хламиды. Зато некоторые презрели гордость римского имени, отреклись от республики, сняли тогу, надели парфянские штаны, изучили язык врагов Рима и заняли привилегированное положение в распадающемся царстве арзасидов. Римляне знали, что сатрапом крепости и прилегающих к ней областей был римлянин, некто Кней Маммий, последний отпрыск патрицианской фамилии, давшей некогда Риму консулов и триумфаторов. Едва ли он захотел бы вступить в тайные переговоры с сыном Септимия Севера. А об этом можно было только пожалеть, ибо римское золото в размере нескольких талантов могло бы весьма сильно поколебать неприступность арбелских башен. Но в глубине своей воспаленной души Каракалла даже предпочитал лавры и грохот штурмов. Итак, дело должны были решить катапульты и легионы.

Римская армия благополучно перешла через Тигр, перебросив через реку понтонный мост, копию того моста, который построил на Дунае Траян. Оставив позади себя предмостное укрепление, в одну ночь построенное легионами, армия двинулась дальше. На последнем переходе парфяне атаковали в конном строю головной легион, сильно потрепав конницу авангарда. Но подтянутая батавская и испанская кавалерия легко смяла парфян и отбросила их к крепости. Легион в походном порядке продолжал дорогу. Отстреливаясь, парфяне рассеялись в облаках пыли и исчезли как видение: обычная парфянская тактика. Использовать и развить этот временный тактический успех не удалось, так как легионы не успели вовремя подтянуться, застряв со своими тяжелыми обозами в песках. Предстояла осада.

Легионеры покачивали головами, глядя на величественные арбелские башни и неприступные стены, за зубцами которых поблескивала медь оружия. В крепости глухо били барабаны, трубили гнусавые трубы, длиною в двадцать локтей. Легионы подошли почти вплотную, разорили предместные селения, захватили стада баранов, которые не успели угнать замешкавшиеся пастухи, и медленным потоком облегли крепость.

– Только бы август не вздумал штурмовать с налета, – сказал Цессий Лонг, – слишком много пришлось бы потерять людей в этих рвах. Парфяне упорны в защите крепостей...

– Задача весьма облегчится для нас, если удастся придвинуть осадные башни, – ответил Корнелин.

– Я бы предпочел подкуп, это вернее, – цинично рассмеялся Цессий Лонг. – Ну, трибун! Желаю лавров!