XV легион

Гигант-привратник, кузнец по имени Павлий, точно вырос перед ними из земли и мрачно спросил:

– Какое ваше слово?

– Наше слово – рыба, – поспешно ответил Нестор, а Виргилиан подумал, что не хотел бы попасть в лапы к такому чудовищу.

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа... – забормотал Павлий.

– Аминь!

– Проходите, братья! Но вы запоздали. Служение отошло. Сейчас отец беседует с верными.

Они вошли в помещение, полное народу. Почти все стояли, по древнему обычаю, со светильниками в руках. При их трепетном свете можно было разглядеть деревянные балки под крышей и наивную роспись на стенах: пальмы и рыбы, Доброго Пастыря, которого изображал безбородый юноша, несущий на раменах заблудшую овцу. Рядом был изображен корабль в морских пучинах, символизировавший человеческое странствие по бедствиям жизни. Присмотревшись, Виргилиан увидел впереди на возвышении красивого старика, очень смуглого, с лиловым оттенком кожи, как у нумидийцев. Это его слова долетали до них через головы стоявших людей.

Собрание внимало ему с затаенным вниманием. Вокруг было много простых лиц и бедных одежд. Тут были каменщики и поденщики, и Виргилиану даже показалось, что рядом с ним стоят те люди, которых он расспрашивал о гостинице Скрибония. Женщины стояли отдельно, на левой стороне церкви. Человек с черным лицом поднял руки:

– Неужели для того явился в мир Спаситель и был распят, чтобы мы оставались, как вепри, с обращенными к земным нечистотам глазами?

– Это Тертуллиан? – спросил шепотом Виргилиан.

Нестор кивнул головой.

– Как жаль, что мы запоздали...

– Тссс, – остановил его спутник.

– Что же мы видим, дорогие братья и сестры? – продолжал проповедник. – Мы видим христианок, по крайней мере женщин, называющих себя этим святым именем, которые ценят мнение всякого проходящего мимо мужчины, предаются разврату, употребляют белила и румяна, посещают амфитеатры. Для чего они делают свою походку приятной для похотливых взглядов? Зачем они искусственно делаются блондинками только потому, что такова мимолетная мода в Риме, или носят парики из белокурых волос, собственница которых, может быть, погибла на эшафоте за детоубийство? К чему все эти ухищрения и пурпур? Разве Господь не создал бы пурпуровых овец, если находил бы нужным этот цвет для спасения души?

Оратор метал слова в толпу с такими жестами худых рук, точно он, в самом деле, сеял вечные семена в бурю и ветер. Добрый Пастырь нес на раменах заблудшую овцу. Вверху чернели стропила и балки. Иногда слышались вздохи женщин. Виргилиан, потеряв нить диатрибы, с любопытством осматривался по сторонам, стараясь заглянуть в лица соседей, озаренные светом светильников.

Стоявший рядом старик плакал. Виргилиан видел, как по его морщинистому лицу текли одна за другой крупные слезы. Обаяние огромного голоса было необыкновенно. Казалось, что ветер пролетает над стоящими в амбаре. Души трепетали.

– Африканская школа, – оценил Виргилиан манеру Тертуллиана.

Но у него самого сжималось сердце, когда он слушал о страданиях того странного человека, которого распял проконсул Понтий Пилат в Палестине.

– Какая страсть, – шепнул он Нестору, но тот остановил его испуганным взглядом. И вдруг Виргилиан увидел Делию.

Танцовщица, опустив покрывало на лицо, пробиралась к дверям. Виргилиан узнал ее, потому что она почти коснулась его плечом. Делия, танцовщица, исполнительница танца осы – христианка! Он не верил своим глазам. Но это была она. Никакая другая женщина не умела ходить так, едва касаясь земли. Не обращая внимания на недовольство молящихся, он направился за нею к выходу, расталкивая людей. Нестор с испугом обернулся на своего беспокойного спутника, но потом снова обратил взоры на проповедника, стараясь придать лицу растроганное выражение.

Виргилиан догнал танцовщицу на дворе, у черных деревьев.

– Делия! – окликнул он беглянку.

Она прислонилась к стволу дерева и плакала.

– Делия, – повторил Виргилиан, – что с тобой?

– Зачем ты здесь? – злым голосом спросила она. – Что тебе здесь надо?

Ее ресницы трепетали.

– Я пришел посмотреть на Тертуллиана. Но я не думал встретить тебя здесь. И ты христианка?

– Христианка! – ответила она сквозь рыдания. – Не христианка, а последняя потаскушка, площадная плясунья...

Ее голос, этот прелестный голос, который так волновал его на пирах, прервался. Она снова припала к дереву и заплакала как ребенок. А потом, не заботясь об упавшем покрывале, побежала по тропинке.

– Делия! Милая Делия! – кричал ей вслед Виргилиан.

Вслед за нею он вылез на улицу. Привратника не было. Может быть, он ушел в церковь, послушать Тертуллиана. На улице было темно, как в погребе. Увы, не было ни раба, ни фонаря. Делия бесследно скрылась. Он ничего не понимал. Что значат эти слезы? Покаяние? Стыд?