XVII. Аббат

Честно говоря, я отнесся к ее словам скептически. Чувствует она, видите ли. Не королева, а какой-то ходячий средневековый аппарат УЗИ. Дьявол с ним, пусть даже она забеременела, но в нынешнее время одно дело зачать, а совершенно другое благополучно выносить и родить. И вырастить. Потому что двое из трех младенцев не доживают даже до пяти лет. А она еще о какой-то признательности твердит. Сегодня признательна, а завтра прикажет отравить, чтобы убрать опасного свидетеля. Святые ангелы и распутные девки, за что мне это? Вечно вляпаюсь, как не в дерьмо, так в партию.

В общем, ни на что хорошее я даже близко не надеялся. Хотя, если честно, было немного жалко расставаться с королевой.

Ну да ладно, будем решать проблемы по мере их поступления…

Глава 11

— Из меня словно сердце вырвали… — кислая морда Саншо олицетворяла собой искреннее горе.

— Какая женщина… — его братец Мигель всхлипнул и утер рукавом слезинку на морде. — Она уехала, но обещала вернуться…

Я хотел шугнуть братьев за лишнюю впечатлительность, но не стал, самому немного не по себе.

Проклятье, сам не знаю, что со мной происходит, но чувствую себя отвратительно, словно потерял, что-то очень ценное для меня.

Королева не красавица, обычная серенькая мышка: мордашка круглая, носик картошечкой, подбородок остренький, неплохо сложена, но слегка полновата, в делах любви абсолютно невежественная, в общем, ничего особенного, но, черт побери, Анна каким-то загадочным образом запала мне в сердце. Нет, любовь здесь не причем, я ее точно не люблю, просто…

Даже не знаю, как сказать.

«Чего думать? Потому что ты до нее никогда не спал с королевами, — неожиданно подсказала самая трезвая честь моего рассудка. — Королевский венец сразу делает из женщин восхитительных прелестниц, если они даже приблизительно не такие. Гребанная магия, не иначе…»

— Иди ты к черту… — шепотом послал я сам себя и стал дожидаться, когда королевская процессия наконец свалит из аббатства.

Процесс отбытия ее величества смотрелся эпично, но несколько странновато. Анна и свита с лицами как на похоронах, выстроенные повзводно монахи с ошалело-восхищенными мордами, бьющиеся в экстазе местные жители, неведомым образом прознавшие о королеве и как вишенка на торте, чуть поодаль, машущие своими чепчиками падшие прелестницы из борделя мадам Луизы вместе со своей хозяйкой. Но эти, в основном провожали браво гарцующих гвардейцев и мушкетеров, которых ободрали как липку за время паломничества.

Неожиданно раздался несколько истеричный вопль:

— Господи помилуй, ваше величество!!! У-у-ууу, Христа ради, подождите…

Я даже вздрогнул, предполагая какой-то очередной пиздец, простите за мой французский.

Но источником причитаний оказался мой повар и кастелян в одном лице, брат Гастон. Громила несся, спотыкаясь к карете королевы неся на вытянутых руках…

Козленка.

Гвардейцы и мушкетеры сомкнули строй, лязгнули шпаги, но Анна властно приказала расступиться.

— Ваше величество!!! — он брякнулся на колени и протянул королеве юное парнокопытное. — Возьмите, молим, на память. Ой… он обкакался, какая прелесть…

Я машинально перекрестился. Вот как это назвать? Идиотизм чистой воды, впрочем, как всегда со мной в последнее время. Я что, притягиваю к себе упоротых мудаков?

Королева неожиданно улыбнулась, взяла козленка, поцеловала его в пушистый лобик, а повар удостоился от нее одобрительного кивка и по своему обыкновению брякнулся в обморок.

Толпа взвыла в восхищении, на дарителя никто не обращал внимания, королева села в карету и вскоре колеса затарахтели об камни на дороге.

Я провел их взглядом, еще раз перекрестился и выдохнул.

Проводили, хвала Деве Марии, чтоб им ни камня, ни колдобины на дороге.

Немного подумал и отдал команду строить личный состав в дворике клуатра, используемого как плац.

Помедлил, прошелся вдоль строя, а потом тихо сказал.

— Хвала господу, мы справились. А посему, сегодня… винная порция не ограничена, а мессы заменяются личными молениями. Пейте сколько влезет, собаки сутулые. Брат Гастон, открыть винные погреба…

После секундного замешательства братия взорвалась ликующим ревом:

— Виват, его преподобию!

Я обернулся к брату Игнатию.

Некоторое время я думал, что начальник боевых монахов не имеет никаких слабостей — эдакий стойкий оловянный солдатик. Но как недавно выяснилось, ошибался. Игнатий оказался бытовым алкоголиком. Сначала он усердно молился, видимо испрашивая разрешения от Господа, а потом в течении дня усердно нажирался. На следующий день делал перерыв и снова нырял в объятия Бахуса. И так постоянно. Ну что тут скажешь, слабость как слабость, все мы люди. Справедливости ради, эта слабость никак не влияет на выполнение служебных обязанностей.

— Мое разрешение касается и ваших людей, но с вас никто ваши обязанности не снимает. Справитесь?

Боевой монах алчно сглотнул и свистящим шепотом пообещал:

— Мышь не проскользнет, ваше преподобие!