XVII. Грязь, кровь и вино!

Итак, на дворе тысяча шестьсот тридцатый год. Король Франции Людовик под номером тринадцать, жена у него испанка, хотя носит прозвище Австрийская, по происхождению Габсбургов. Между Людовиком и Анной сильно не ладится, это знают все, а при дворе фактически правит кардинал Ришелье. Мамаша Людовика Мария Медичи и ее младший сын Гастон Орлеанский строят козни королю и кардиналу, за что король удалил мамашу со двора. Но она не угомонилась, заговор сменяет заговор. Мало того, опять начинают поднимать голову гугеноты, хотя их оплот Ла-Рошель два года назад Ришелье взял.

В Европе творится сплошной бардак, полным ходом идет Тридцатилетняя война, где все схватились со всеми. Я и сам успел поучаствовать во многих эпизодах, в частности за Испанию против Нидерландов. Франция пока напрямую не участвует, что несомненно хорошо, впрочем, с Испанией у нее, несмотря на королеву испанку, отношения неважные. Чем это грозит мне, ведь я прибыл из Мадрида? Да ничем. Сейчас все воюют против всех, причем зачастую руками наемников. А наемники люди аполитичные, кто платит, за того и воюем. Но надо быть осторожней, чтобы не приняли за испанского шпиона.

Что я могу сделать? Верней, как я могу использовать вышеупомянутые события в свою пользу? Ну, вариантов много: от воинской службы, до попытки втереться в доверии к одной из сторон политического противостояния в Париже. Но начну с того, что отвезу рекомендательное письмо одному из самых влиятельных священников Франции – отцу Жозефу. Письмо написал его визави только с испанской стороны – отец Доминик. Мой прежний наниматель. Неплохой дядька, умный и хитрый как змей и ко мне относился неплохо. Именно он прикрыл меня на пару дней от альгвазилов[11] во исполнение прежних обязательств. В общем, сначала посмотрим, что даст письмо, а там видно будет.

альгвасил (альгвазил, алгвазил) (исп. alguacil) – в Испании младшее должностное лицо, ответственное за выполнение приказов суда и трибуналов, в соответствии с законодательством.

Где искать отца Жозефа? В соборе Парижской Богоматери, в портале Святой Анны. Но когда он там появится неизвестно, так что поиски могут занять несколько дней. Значит решено, прямо сейчас и отправлюсь.

Я отложил ложку.

– Я отправляюсь по делам.

Пока ополаскивал руки, Саншо мгновенно уничтожил остатки еды, сытно рыгнул и бросился помогать мне одеваться.

Закончив, я снова посмотрелся в зеркало и остался доволен, хотя решил в самое ближайшее время обновить гардероб – сваливали мы из Мадрида в чем были. Одежду успели привести в порядок после дороги, она была пошита из дорогого, качественного материала, но по меркам Парижа выглядел я бедновато, точнее – серовато. Опять же, Антуан де Бриенн одет по испанской моде, что подчеркивает мое иностранное происхождение, а это негоже.

Шпагу бережно вложил в перевязь – она, пожалуй, самая дорогая вещь в моем имуществе, хотя внешне неброская – никакой позолоты и драгоценных камешков. Ковал ее самый известный оружейник в Толедо Томас да Айала и Антоха отвалил за нее целое состояние. Клинок из стали с узором красноватого цвета, длиной чуть больше восьмидесяти сантиметров, с двумя долами на три четверти клинка, заточка обоюдоострая – можно колоть и рубить. Гарда испанского типа, чашка почти полностью закрытая, сложена из двух получашек, покрыта сплошной гравировкой, дуги и крестовина эфеса четырехгранные, ручка витая и вдобавок обтянута тончайшей кольчужной сеткой замысловатого плетения так, что рука совершенно не скользит. Оголовье восточного вида, в виде чалмы. Ножны твердые, обтянуты очень качественной кордовской кожей. со стальными вставками. Развесовка идеально сбалансирована. Словом – замечательное боевое оружие.

Есть у меня еще и парная к шпаге дага, но она пока останется дома, носят ее сзади за поясом, прикрыв плащом, а я сегодня без плаща, да и нет смысла таскать лишнюю тяжесть. Вместо даги сунул за пояс наваху в специальный карманчик.

На голову широкополую шляпу с пером страуса, на руки тонкие замшевые перчатки, на безымянный палец перстень от маркизы Гуэрра. Конверт с письмом для отца Жозефа под колет.

Пожалуй – все.

– Ты со мной.

Саншо кивнул и вылетел из комнаты – готовить лошадей.

Через полчаса мы уже выехали из гостиницы. В нос сразу ударил смрад, а в уши бурный гомон.

Я поморщился и оглядел улицу. Справа возле мясной лавки галдела толпа студиозусов, задирая монахов доминиканцев, назревала добрая потасовка, слева судачили торговки зеленью, чуть дальше, орал как резанный, облитый помоями персонаж в черном. Прямо по середине улицы уныло тащились запряженные ослами тележки с углем и хворостом, по краям дороги, осторожно, чтобы не заляпать обувь грязью, пробирались прохожие. Фоном доносились истеричные неразборчивые вопли – видимо кого-то лупили смертным боем.

Париж, мать его, город контрастов…

Что-то мне подсказывает, что я здесь бывал и раньше, но формально, в обличье Антуана де Бриенна – в первый раз. Но ничего, городок как городок, а публика, так вообще схожа с мадридской, хотя с другим темпераментом. Поехали, однако…