XX век. Исповеди: судьба науки и ученых в России

— На пятом курсе совершенно случайно попал в группу к профессору Махоновой. Впоследствии крупный терапевт, известный гематолог, она в те годы была просто преподавателем. Она принадлежала к тем самым врачам с Божьим даром. Ну, к примеру, существует определенный порядок осмотра пациента: он раздевается до пояса, его врач ощупывает, осматривает и так далее — в общем, хорошо известная вам процедура. Она же никогда не просила пациента раздеться, она осматривала его очень быстро… Я ничего не мог понять! Хвостиком за ней ходил, присматривался, но повторить ее методику просто не мог!.. И ведь всегда ставила блестящий диагноз!.. Этому у нее научиться не мог, но она меня увлекла новой областью, где требуется анализ, расчет, моделирование ситуаций. Казалось бы, тут легче найти выход, но больные умирали… Будто стена безнадежности… И вот тут-то стало очевидно, что "на проходе" нельзя заниматься такими больными, да и материальных выгод никаких — ведь речь идет о неизлечимой болезни. Поэтому гематологи (убежден в этом!) — аномальные люди, они работают в своем ключе — ведь для них вопрос жизни и смерти является принципиальным. Грубо говоря, болезнь типа поноса или насморка гематолога не волнует. Надо мной жена смеется, потому что когда приходят ко мне с каким-то заболеванием, я же говорю — чепуха! Рано или поздно, но пройдет, прокатится… А иное дело, когда речь идет о смерти. Наша специальность относится к драматической медицине, поэтому в ней работают исключительно оптимистические и веселые люди…

— Вот уж не ожидал такого резюме!

— У нас нельзя быть мрачным человеком! Профессия требует оптимизма, да и условия работы тоже. В отделении гематологии смерть пациента — случай не исключительный. Каждая смерь — трагедия. У нас она отзывается особенно больно: ведь наши больные связаны с врачом многими годами жизни. Каждый пациент находится под наблюдением от трех до пяти лет, и ты становишься членом его семьи. Иногда эта связь больного и врача начинается в детстве. И если больной раком ребенок женится, потом у него крестины, то это "высший пилотаж" лечения. Естественно, во всех семейных торжествах самый почетный гость — гематолог.

И еще есть одна характерная особенность нашей области медицины. В ней за 20–25 лет произошли такие коренные изменения, в которые невозможно было поверить! Такого прогресса не было нигде, и это заслуга в первую очередь гематологов… К сожалению, об этом не очень хорошо известно. Остановите на улице любого врача и спросите: какова ситуация с лейкемией? В подавляющем большинстве случаев он недоуменно пожмет плечами, мол, не знаю, не интересуюсь. Он считает, что дети все погибают. Но мы-то знаем: все иначе! У наших пациентов есть уже внуки. Да, да, мы лечили когда-то ребенка, он вырос, у него появились дети, и у этих детей — свои дети…

— Но вы не только специалисты по крови?

— Именно так! Поскольку опухоли проникают в разные органы, мы вынуждены заниматься и смежными областями медицины. Это трудный хлеб. Приходится каждый раз творчески подходить к работе, и это доставляет большое удовольствие, так как застоя просто быть не может. Если ты работаешь нормально, то есть творчески, то ты постоянно в движении, в развитии. Но есть одна особенность. Если ты хочешь поймать свою "звезду", то тебе надо начинать рано, сразу же после окончания университета. Иначе тебя испортит система здравоохранения, она докажет, что ты можешь прожить спокойно и получать больше, если не пойдешь в гематологию. Надо сразу "заболеть" ею, тогда успех обязательно придет.

— Долгим оказался ответ на вопрос о профессии, но мне кажется, вы достаточно доказали, насколько уникальна и своеобразна профессия гематолога.

— Теперь становится понятным, почему мы сразу же со студенческой скамьи отбираем в свой институт ребят и почему так молоды наши врачи и исследователи. Каждый год из медицинского университета мы берем 20–25 человек. Этим ребятам сейчас по 23–24 года, и они работают с пациентами. Некоторые сразу уходят, и это нормально — не каждый может выдержать. Но те, кто остается, то уже навсегда.

— Вы удачно начали. А в дальнейшем? Каким вы видите завтра Центр детской гематологии в Москве? И чего вам не хватает, чтобы осуществлять задуманное?