XX век как жизнь. Воспоминания

По-иному выглядит „демократия“ в странах капитала, особенно в цитадели империализма — США. Права личности в капиталистических странах признаются лишь за теми, у кого есть капитал. Это можно показать на примере недавних выборов в Западной Германии. Подготовка к выборам в западногерманский бундестаг и их проведение проходили в обстановке запугивания населения и террора, в обстановке открытого давления и вмешательства иностранных оккупантов. „Американские выборы в Западной Германии“ — так именует немецкая демократическая печать выборы в боннский бундестаг.

Советский суд является самым демократическим, защищает интересы народа, стоит на страже советской законности и правопорядка.

В районе на всех избирательных пунктах в основном закончена подготовка к выборам. Помещения избирательных пунктов оборудованы, готовы к приему избирателей.

Товарищи избиратели! Завтра, 20 сентября, все как один явимся к избирательным урнам и отдадим свои голоса за кандидатов в народные судьи — Бовина Александра Евгеньевича и Митюшина Михаила Ивановича.

Все на выборы!»

Избиратели не подвели. Демократия, как и должно быть, оказалась на высоте. Меня и моего коллегу выбрали почти единогласно.

Приехала Нора. Адвокатом она не могла здесь работать (муж — судья). Устроилась в школу учителем истории. Дали нам двухкомнатную квартиру. Газ, холодная вода. «Удобства» во дворе. Обрастание бытом началось с кровати и вилок с ложками. Потом из Ростова прислали мою библиотеку. «Жить стало легче, жить стало веселей…»

Здание суда — своеобразное строение, то ли большая изба городского типа, то ли усадьба деревенского типа. Аппарат — солидные, по моим тогдашним представлениям, тетечки лет под тридцать и один мужчина — судебный исполнитель.

Первое дело. Должностное преступление. Человек уже под стражей. Изучив материалы, пришел к выводу, что квалификация неправильная и нет оснований для лишения свободы. Судебный процесс подтвердил этот вывод. Народные заседатели со мной согласны. Читаю приговор. Стандартная фраза в заключение: «Из-под стражи освободить из зала судебного заседания». Милиционеры отходят, человек свободен.

Вообще дел было не очень много. Так что в неделю было всего три судебных дня: один по уголовным и два по гражданским делам. Это давало возможность внимательно штудировать данные предварительного следствия. Правда, больше 90 процентов дел составляла всякая мелочовка. Но попадались сюжеты, дававшие богатейший материал для логического анализа и психологических изысканий. В зависимости от характера дела приходилось изучать специальную литературу самого разного профиля. Это было интересно. До сих пор иногда пижоню, встревая в разговор о законтурном обводнении или внематочной беременности.

В этом контексте хочу сказать несколько добрых слов о народных заседателях. Их тоже выбирали (70 — в нашем участке). Но сначала их подбирали партийная и профсоюзная организации. Подбирали, как правило, из достойных, основательных людей, специалистов в разных областях. Если дело касалось транспортных проблем, в качестве заседателей я приглашал шоферов, если проблем медицинских — врачей и т. д. Это обеспечивало высокий профессиональный уровень подхода к материалам дела. Это делало «народный суд» действительно народным, ибо наши клиенты видели за столом судебных заседаний своих сослуживцев и соседей.

При подготовке приговоров и решений часто возникали споры. Моя задача была относительно проста: четко обозначить юридическую сторону. Сложнее была оценка доказательств, личности подсудимого (если это уголовное дело), всякого рода обстоятельств, влияющих на конечные выводы суда. Тут у заседателей были большие преимущества передо мною. Они лучше знали жизнь. Поэтому сидение в совещательной комнате можно было рассматривать как курсы повышения квалификации.

Судебный процесс — это и прокурор, который, само собой, обвиняет, и адвокат, который защищает. Прокурор — государственный чиновник на твердом окладе. Проводник государственной политики. Адвокат — член своеобразного адвокатского кооператива, заработок которого зависит от юридической грамотности, способности убедительно говорить, от умения вертеться в рамках установленных правил игры. Поэтому адвокаты были, как правило, умнее, образованнее, культурнее, чем прокуроры. Но прокуроры были «главнее». При прочих равных (а иногда и неравных) дело решалось в пользу прокурора. Традиционно советская юстиция отличалась суровостью наказаний. Оправдательные приговоры встречались очень редко.

Разумеется, я работал в такой системе координат. В то же время что-то стало меняться. Или точнее: что-то стало позволять меняться, если ты хочешь меняться. Не могу сказать, что я видел картину так, как вижу ее сегодня. Но к адвокатам относился с подчеркнутым вниманием. Возможно, сказывалось влияние жены. Возможно, сказывалось и то, что с нашим хадыженским адвокатом, Эриком Овчаровым, мы учились вместе. В общем, я больше симпатизировал адвокатам, чем прокурорам. И слыл либеральным судьей: чаще, чем другие судьи, оправдывал, давал щадящие сроки[3].