Если необходимые условия, заметил Березовский, общи, едины для всех стран, то достаточные условия в каждой стране имеют свою специфику, которая должна быть учтена.
Общее впечатление от разговора — как будто беседуешь с ЭВМ. Это не упрек Березовскому. Скорее самому себе — не дотягиваю до ЭВМ.
Больше я с Березовским не встречался.
Потом история с ним повторилась. Неожиданно его назначили исполнительным секретарем СНГ. Кажется, это был первый и последний человек на этом посту, который пытался что-то делать. Но столь же неожиданно Ельцин отзывает Березовского. Пришлось писать еще одну статью (Новое время. 1997. № 11). Последний абзац: «В общем, не очень меня радует всеобщая радость и ритуальные танцы вокруг поверженного демона. Конечно же, повторяю, президент хотел как лучше. Но получился еще один пример того, как не надо делать. Пример дипломатической бестактности. Пример наплевательского отношения к праву „дорогих россиян“ иметь достоверную информацию. Пример уже надоевшей всем „непредсказуемости“».
Не знаю, что вытолкнуло (или кто вытолкнул) Березовского из России. Но думаю, это большая потеря.
Время от времени журналиста приглашают на различные конференции, симпозиумы, семинары. Иногда бывает интересно. Но всегда было бесплатно. Но рынок наступал неумолимо. О чем, в частности, свидетельствует мое письмо от 13 ноября 1997 года в оргкомитет по проведению Международной научно-практической конференции «СМИ России: новые коммерческие возможности».
«Уважаемые господа!
Мне как журналисту хотелось бы побывать на конференции. Но, к сожалению, мои коммерческие возможности не позволяют мне уплатить вам указанную сумму (1350 ам. долл.). В связи с этим печальным обстоятельством прошу вас разрешить мне присутствовать на конференции бесплатно. От обеда торжественно отказываюсь.
Заранее признателен.
Мне сообщили, что конференция переносится на 1998 год. Больше не приглашали.
Полгода в России — не так уж и много. Но все-таки из отдельных кубиков, которые я мог рассматривать и в Тель-Авиве, начала складываться более или менее цельная картинка. Она с очевидностью показывала кризис власти (так я и назвал свою предновогоднюю статью — 30.12.97). В чем он выражался?
1. Неспособность власти четко и ясно сформулировать стратегию развития, стратегию реформ; вместо целенаправленной политической линии некое хаотическое, почти броуновское движение; отсюда — атмосфера ненадежности, неуверенности, в которую погружена Россия.
2. Удушение нарождающейся демократии чудовищной, не сравнимой ни с какими застойными временами бюрократической машиной; бесконтрольное и коррумпированное чиновничество — вот та реальная власть, которая вознеслась над нами и управляет нами.
3. Полная неразбериха во взаимоотношениях между законодательной и исполнительной властью и, что опаснее всего, между различными ветвями исполнительной власти; парламент, который не может контролировать правительство; правительство, которое не может действовать самостоятельно. Стыдно бывает смотреть на российских министров, которые ведут себя рядом с президентом как нашалившие школьники, вызванные к строгому директору.
4. Тревожное нарастание «самостийности» регионов; дело дошло до того, что стали раздаваться голоса, призывающие признать приоритет региональных «законов» перед федеральными; психологию региональных лидеров можно понять, но нельзя понять и принять вялую, нерешительную позицию центра.
5. Снижаются авторитет и роль президента, ибо слишком часты сомнительные экспромты, ибо бумаги, скрепленные подписью президента, часто остаются просто бумагами.
6. Растет отчуждение граждан от политики, неверие в то, что голос «рядового» человека, гражданина, избирателя может быть услышан и может повлиять на ход государственных дел. «Люди разочарованы. Им обрыдла политика. Потому что они не понимают ее. Потому что с ними не говорят откровенно и по существу».
Писать можно было все что угодно. Власть приспособилась к свободе печати — просто не обращала на нее внимания. Но это уже был другой кризис: не власти, а демократии.
Размышляя о кризисе власти, я не мог обойти русский фашизм, появление и активизация которого также свидетельствовали о бессилии, кризисе власти. Мне принесли фашистские издания, которые свободно распространялись в Москве.