XX век: Хроника необъяснимого. Событие за событием

Тогда они решили попробовать разрешить эту загадку. Заключение, к которому они пришли, было просто ив то время их совершенно удовлетворило, хотя позже Уэлш и признавался, что их предположения, как бы ни были они правильны по сути, все же слишком казались упрощенными и вряд ли в действительности разрешали проблему.

Итак, в результате тщательного обследования они обнаружили, что звуки вызваны ветром, посвистывающим в трещинах и расщелинах между скал, которые служили органными трубами, и каждая производила свою особую ноту, а перепады громкости объяснялись сменой воздушных потоков и их мощностью. Вместе с шумом падающей воды все это создавало эффект полной звуковой гармонии.

Тридцать лет спустя, когда его стали расспрашивать об этом явлении, Уэлш заявил, что тогда чересчур упростил проблему, хотя бы потому, что точно такие же звуки слышны при полном затишье на травяных лугах, лишенных скал и воды. Это и впрямь могут подтвердить те, кто часто бывал очарован подобной музыкой ветра или каких-то таинственных сил.

И что забавно, прибавил он, хотя эти звуки легко различались им самим и его братом, другие люди, бывавшие вместе с ними в это время, ничего не слышали. Иногда они ночевали в горных приютах Глен-Энаиха – оба, увы, разрушились, пока они исследовали противоположную сторону гребня. Однако лишь в верхней хижине, у Лох-Энаиха, им доводилось слышать музыку, смех и беседы.

Это была та самая хижина, где автор книги о Сером Человеке сам впервые услышал музыку и голоса и где пережил неописуемый ужас. «Мне тогда было лет шестнадцать, и то была моя первая ночь в горах, в одиночку, после дневных карабканий по вершинам, когда я чувствовал себя безмерно счастливым оттого, что громада Глен-Энаиха находилась между мной и ближайшим жильем. Я со смаком поел хлеба с сыром и увенчал свою трапезу трубкой крепчайшего черного табака, которую тайком позаимствовал у отца, а потом также украдкой вернул.

Когда мрак летней ночи опустился на равнину, я вышел из домика и бросил последний взгляд на темнеющие утесы и расщелины в стенке Сгоран-Дува напротив, черной и мерзло-недвижной, как мрамор, под заревом с закатного неба. Затем я закрыл дверь и улегся спать на подстилку из скальных кустов. Я уже задремал, когда раздался звук приближающихся голосов. Внутренне кипя негодованием по поводу столь непрошеного вторжения в мое изысканное одиночество, я полежал немного, ожидая, когда незваные гости пожалуют в хижину, но у двери шаги так и не раздались. Движимый любопытством, я поднялся и вышел, однако снаружи не было ни души, и ничего похожего на голоса не нарушало тишины. Я решил, что это воображение сыграло со мной эту шутку, и отправился обратно в приют. Но не успел как следует разместиться на своей подстилке, как услышал крик и совсем рядом – громкие голоса. Я подумал: „Наверное, Джонни Маккензи (сталкер Глен-Энаиха и мой хороший приятель) забрел на холм: он знает, что я здесь, и хочет меня припугнуть“.

Снова я выбрался наружу, порыскал глазами во мраке по равнине внизу, заглянул за хибару и исследовал каждый выступ вверху на Коир-Иондаиле. В глене все было тихо, дул слабый ветер, и что-то нашептывал, журчал ручей. „Тут попахивает колдовством“, – подумал я и со страхом, продравшим меня до костей, поспешил внутрь и запер дверь на щеколду. С трудом переведя дух, я улегся и стал с колотящимся сердцем прислушиваться.

И снова послышались какой-то скрип за окном и шипящие голоса, затем наступило затишье, потом снова взрыв дикого смеха, пение и дремотный звук органной музыки. Опять секундная пауза – и новый всплеск смеха, невыразимо нежные звуки флейты, гул труб. Я почувствовал неописуемый страх и, будто загнанный зверь, вжался в свою подстилку, словно надеясь продавить свое тело сквозь пол в землю. Как долго я пролежал, заледенев от ужаса, не знаю, но помню, что все-таки поднялся и сел, напрягшись как пружина, вслушиваясь с застывшим взглядом. А затем стал на диво спокойным, страх ушел, и я преисполнился странным чувством эйфории. В тот момент я убедил себя, что все услышанное было обычным явлением: ветер в утесах, журчанье воды, шум в кустах плюс мое разыгравшееся воображение способствовали рождению слуховых галлюцинаций. Вероятно, на самом деле ответ получился слишком прозаичен. С тех пор, стоит мне улечься в безлюдном месте и начать ждать, когда же зазвучит удивительная колыбельная, как сон, не заставляя себя ждать, нисходит ко мне».

В 1963 году в редакцию «Шотландца» пришло письмо от Сетона Гордона, в котором он вспоминал занятный случай, произошедший в 1926 году, когда он со своим другом проходил через Бен-Макдуй по пути из Стратспея в Map.