А что ж Святослав? Та же ли «доброжелательность»? Читаем запись от 28 августа 1949 года.:
«Однажды я поднялась наверх, чтобы сменить им бельё. Около кресла, на котором лежали бумаги и книги, я увидела небольшой блокнот. Поднимая его, механически посмотрела и увидела записи, сделанные рукой Святослава.
Прочитав несколько записей (по-видимому, это был дневник Святослава), я тут же отложила блокнот, настолько мне стало тяжело. Открытая улыбка Святослава, мягкие интонации его голоса привлекали, но мне неожиданно открылась „оборотная сторона медали“.
Зачёркнуто: „Одна из записей говорит о том, что ‘старые (взрослые) люди, сиречь старики’“ не могут понять чувств молодёжи. Будто бы Святослав пробовал делиться с Серёжей своими переживаниями. Собравшись жениться, он и не думал советоваться с Серёжей или заранее сообщить о своём намерении. Он сказал об этом только в тот момент, когда понадобились деньги на поездку к невесте в Ленинград. Деньги дал ему Серёжа, „сиречь старик“, который, по его мнению, не в силах понять его чувства.
Одна запись была, по-видимому, связана с хлопотами Святослава об оставлении его на работе в Москве до окончания вуза. Очевидно для этого нужна была справка от врача (Святослав болел два года назад лёгкими)».
Мира Александровна неоднократно возвращается к тому, что Святослав не работал. Думаю, ей как никому другому было известно, что если в определённой графе анкеты поступающего на работу указывалось, что мать арестована, никто такого человека на работу не брал.
Святослав Сергеевич пишет: (из личного письма)
«… она бесконечно муссировала тот факт, что я после окончания Архитектурного института в 1949 году не мог устроиться на работу, по её мнению умышленно „паразитируя“. Она упорно дезинформировала отца, скрыв от него трагическую правду, зря растормошив его, мол, какой я бездельник и не объясняя истинного положения, что всё это происходит из-за подлого дискриминационного кагебешного, читай, коммунистического закона в приёмной анкете. А в анкете вопрос такой: „имеются ли у вас арестованные родственники“, что сразу таким, как я, закрывало приём на любую работу. Бедную маму арестовали в 1948 году. Однако мне в 1950 году всё же удалось, наконец, устроиться на неинтересную, но работу, и то по знакомству!»
Наговоры приносили плоды, Сергей Сергеевич видел реальность её глазами, огорчался, не понимал. 1 марта 1950 года он пишет Мире Александровне из больницы:
«(…) Атовмян находит, что играли очень здорово, особенно вторую и третью части. Святослав был с женою. Атовмян был поражён, так как не знал, что он женился. Я сказал, что больше можно поражаться, что Святослав почти год не может найти работы. Атовмян завтра пойдёт на 2-ю сонату (играет Гилельс), и, если встретит Святослава, то скажет ему пару словечек».