XX век Лины Прокофьевой

«‹…›В полдень я был уже в Лондоне и отправился в Hotel National, где мы условились съехаться с Linette. Но приедет ли она или нет, я всё ещё не знал, так как положительного согласия от неё не получил. Может, она уже была в Лондоне? Может, меня ждало письмо от неё? Ни того, ни другого. Так как все поезда из Парижа приходят между шестью и восемью вечера, то к этому времени я уселся в вестибюле отеля и стал ждать. Однако вместо Linette пришла телеграмма, что Linette приедет завтра. Значит, приедет! Я не был уверен в том до сих пор.

На другой день я её встретил на Victoria Station, очень хорошенькую в её серой шубке, и мы поехали в National. Это большой, но очень странный отель. Комнаты были крошечные и все одинаковые. А если побольше, то есть так называемая двойная, то страшно дорогие. Поместиться в одной комнате мы не решились (в Америке бы без разговоров вытурили), и потому у Linette была большая комната, а у меня маленькая напротив, в которой я ни разу не ночевал, но аккуратно каждый вечер мял постель для фасона.

Время нашего пребывания в Лондоне определялось получением французской визы, о которой я немедленно послал Стравинскому телеграмму и получил ответ, что всё будет сделано».

Паспорт был выдан Прокофьеву через десять дней, которые Сергей и Лина провели в Лондоне очень счастливо и гордились тем, что оба оделись там на полгода вперёд.

В мартовских письмах Лины к Сергею и Марии Григорьевне тема уроков пения на время исчезает, так как у Лины находят аппендицит, она попадает в больницу. Воспаление оказалось очень сильным, и ей дали совет прооперироваться, чтобы не дождаться осложнений.

«Бедная девочка относилась к событию храбро, только разревелась, когда за нею явились с носилками, чтобы брать в операционную. Операция прошла отлично и через три дня Linette уже быстро шла к поправке.»

Оптимизм Прокофьева в отношении быстрой поправки Linette, как выяснится позже, был не совсем оправдан. С последствиями операции ещё пришлось повозиться.

Тогда же в отношениях Сергея Сергеевича и Лины появляется лёгкая тень.

Прокофьев и Linette жили в разных местах, хотя виделись каждый день. Прокофьев записывает в Дневнике:

«Один раз случилась неприятность: она упрекнула меня, что живя с нею нелегально, я ставлю её в ложное положение, и это уже начинают замечать. Я рассердился. Но по существу, мне было её очень жалко, однако выхода я не видел. Жениться? Это так просто и ясно казалось для неё. Женитьба мне казалась камнем, привязанным к ноге».

Сомнения, разлуки. Прокофьев много и успешно сочиняет, Лина возобновляет уроки пения, они часто расстаются. Прокофьев прилагает все силы, чтобы Лина продолжала вокальное образование, Лина страдает от неопределённости своего положения.

После постановки «Шута» Прокофьев пишет: