XXI век не той эры

Просто пересесть мне было мало, так что, немного поёрзав и устроившись так, чтобы не помять платье, я принялась мужчину целовать.

И, честно говоря, так увлеклась процессом, что цели «отвлечься от предстоящего мероприятия» достигла без труда и очень быстро. Когда приятный процесс прервался, я далеко не сразу вспомнила, что мы куда-то там летели. Пару секунд даже посопротивлялась аккуратным попыткам мужчины меня от себя отцепить и выудить мои загребущие лапки из-под собственной рубашки. Нет, в конце концов я всё-таки опомнилась, и мне даже стало стыдно. Пока сын Тора невозмутимо и молча приводил в порядок собственную одежду, я с виноватым видом теребила собственную перчатку, стесняясь посмотреть ему в глаза.

Нет, понятное дело, ничего совсем уж неприличного в моём поведении не было, и вряд ли оно могло Ульвара рассердить или расстроить. Просто… он мне, в отличие от некоторых, даже причёску не помял. А я как-то уж слишком увлеклась, и сидел мужчина подо мной практически полураздетый.

Поправив воротничок и шейный платок (эта деталь меня буквально умилила; не галстук, а именно платок, тоненький такой, вроде батистового), сын Тора одной рукой прихватил меня за горло, фиксируя в пространстве. Я не то что не испугалась, восприняла этот жест как нечто само собой разумеющееся: привыкла.

Хм. А, пожалуй, не зря я так увлеклась, надо будет как-нибудь повторить. Судя по всему, произошедшее мужчине понравилось ничуть не меньше, чем мне; взгляд, которым он меня окинул, был очень довольный и многообещающий. Как и последовавший за этим поцелуй, на этот раз короткий и даже почти символический.

Опять же, был достигнут нужный эффект. Я уже не волновалась относительно будущего мероприятия, переключившись на попытки разогнать всяческие приятные, но крайне неуместные мысли.

Когда мы выбрались наружу, я не удержалась от того, чтобы вцепиться в локоть Ульвара уже обеими руками и вжаться в его тёплый бок. Как я, оказывается, отвыкла от больших скоплений народа и всяческой суеты!

Сын Тора покосился на меня очень насмешливо, но в своей обычной манере промолчал. Да ему и не надо было ничего говорить, и так всё было ясно: сама хвасталась, что ничего необычного в предстоящем действе не вижу, а тут от людей шарахаюсь. Пришлось срочно брать себя в руки и воскрешать в памяти московское метро и МКАД в час-пик. Сразу стало понятно, что вокруг очень пусто и тихо. Так что от бока мужчины я всё-таки отклеилась и даже немного расслабилась. Но держалась на всякий случай крепко.

Мы приземлились на широкой площади, которую полукольцом охватывало великолепное строение классических линий. Строгие мраморные колонны, портики, широкие полированные ступени и не то брусчатка, не то, скорее, двухцветная мозаика под ногами. Всё пространство было озарено яркими огнями, и я не сразу заметила, что наверху, над нашими головами, уже вовсю царит ночь. Видимо, мы успели мигрировать в другой часовой пояс.

И на всём доступном взгляду пространстве царила оживлённая суета. Маленькие планетарные леталки, мало отличающиеся от нашей, садились, выпускали из своего нутра людей и… проваливались под землю. Я обернулась на нашу машинку и обнаружила, что её постигла та же участь: позади было только пустое пространство. Внимательно приглядевшись к покрытию под ногами, я сообразила, что люди ходят по белым линиям-дорожкам, а серые неровные круги служат для посадки транспорта. А что, удобное решение проблемы парковки: всё автоматически, всё под землёй, никакой давки, никаких пробок.

В остальном всё было очень похоже на визит в ту пирамиду за кацалиоцли, разве что детей вокруг не было совершенно. То же феерическое разнообразие нарядов, цветов и стилей, от которого с непривычки становилось не по себе. И что-то ещё казалось мне странным, необычным; что-то, на что возле пирамиды я просто не обратила внимания. Сообразила, что именно, уже когда мы поднялись по ступеням и прошли в просторный светлый холл, наполненный гулом голосов и людьми.

Вокруг почти не было молодых мужчин. Либо худощавые юноши, либо уже вполне сформировавшиеся мужчины с серьёзными глазами. Причём среди последних были люди, которые выглядели вполне молодо, но их опять же выдавали взгляды. Многие, кстати, были в форме.

— Ульвар, а сколько времени длится служба в армии? Ну, в том случае, если человек выживает, конечно, — тихонько поинтересовалась я.

— Восемнадцать-двадцать лет, — ответил он. Я присвистнула. Нет, конечно, я понимаю, что живут они тут в принципе долго, но двадцать лет? — Офицеры часто служат дольше.

— А призывной возраст какой?

— В смысле?

— Ну, во сколько уходят в армию?

— С четырнадцати лет начинается учёба. Рядовые учатся до восемнадцати, офицеры дольше, до двадцати двух.

— Кошмар, — вздохнула я. Разговор на этом завял, тем более из холла мы неторопливо поднялись по широченной пологой лестнице, и через высокую распахнутую дверь прошествовали в огромную залу.

Неподалёку от входа я тут же заметила Её Величество (потому как единственное знакомое лицо), а рядом с ней — какого-то мужчину. Видимо, Императора.