XXI век не той эры

Я опять вспоминала пресловутый «стокгольмский синдром» и понимала, что — нет, это не оно. Не было во мне к этому человеку любви. Разве что признательность за то, что не бросил, довёл до безопасного места, и даже по-своему заботился. Да и не был он, прямо скажем, моим мучителем. Строго говоря, зло он мне причинил только один раз, в самую первую встречу, а дальше вёл себя даже почти корректно (со скидкой на характер и обстоятельства).

Я совсем не хотела провести с ним остаток жизни и совместно растить детей. Более того, подобная перспектива заставляла меня содрогаться от ужаса: в сыне Тора всё для меня было слишком. Слишком многое нас разделяло, слишком грубым и прямым он был, слишком безразличным и спокойным. Он мог стать хорошим боевым товарищем, но не человеком, с которым можно жить. Я всегда любила весёлых, лёгких и заботливых, «уютных» мужчин, остальное для меня было второстепенно. А Ульвар… Нет, до такой степени он бы не смог измениться, даже если бы очень постарался.

Мне невероятно важно было знать, что этот человек просто где-то есть. Мысль о том, что сын Тора жив, была для меня… сродни мысли о том, что завтра снова взойдёт солнце. Почему существование моего мира оказалось так прочно завязано на жизни чужого, и, пожалуй, совсем ненужного мне человека? Я не имела ни малейшего понятия. Может быть, дело было в той самой предопределённости, о которой говорил Симаргл? Да нет же, согласно ей он как раз должен был умереть. Так, может быть, именно потому мне было так важно, чтобы он жил? Как доказательство отсутствия той самой предопределённости.

В общем, я ужасно устала от этих рассуждений и начала просто ждать. И верить. Настолько прочно убедив себя в собственной вере, что отказаться от неё было не так-то просто.

Но к лучшему, что меня всё-таки увели из этого опостылевшего пустого пространства. Скучать я буду, пожалуй, только по бассейну, и то нескоро.

Незнакомец молча перехватил моё запястье и повёл к выходу. Отдать ему должное, держал довольно аккуратно, и не волок, а именно вёл, подстраиваясь под мой более короткий шаг. В этот раз коридоры проскочили стремительно, а на выходе я почувствовала не страх, а облегчение оттого, что это неприятное непонятное место осталось позади.

Снаружи, почти возле самого входа, нас ожидал небольшой корабль, напоминающий формой упавшую запятую. Или головастика. Ртутно-серебристый блестящий корпус на вид казался совершенно монолитным и отражал, причудливо искажая, окружающий мир. Великолепные статуи, закатно розовеющее небо, брусчатку под ногами, зелень многочисленных растений и нас двоих.

Я не помнила, как выглядел корабль, на котором я попала на эту планету; мне в тот момент было как-то не до разглядывания, — я, не оборачиваясь, бежала за чёрным трибуном. Но внутри оказалось очень похоже: те же два кресла, те же огоньки, тот же тамбур-шлюз и тот же обзорный экран.

Пожелавший остаться неизвестным конвоир помог мне пристегнуться, сам устроился поудобней, и летательный аппарат зябко вздрогнул, отрываясь от поверхности планеты.

«Прощай, Ирий. Надеюсь, мы никогда больше не увидимся», — думала я, разглядывая зелёный горизонт. Здесь даже небо было зелёного цвета, и тем самым вызывало лишь отвращение.

Перегрузок не было совершенно. По ощущениям мы стояли на месте, а если верить экрану — довольно быстро поднимались вверх. Сначала просто удалялась земля, потом мы проскочили тонкую плёнку редких облаков и вырвались в бездонное зелёное небо. А потом вверху начала проступать чернота с мелкими искрами видных даже при свете солнца звёзд; мы поднимались в верхние слои атмосферы. И это было красиво, даже несмотря на неправильный цвет неба.

Подъём прекратился, сменился скольжением в неуловимо-прозрачной дымке между бездонной чернотой космоса и зелёным телом чужой планеты. Некоторое время мы просто летели, пока слева не показалось нечто огромное и непонятное; из-за его края прямо в глаза било солнце, и различить очертания объекта у меня не получалось. Но пилот заложил крутой вираж, и горизонт на мгновение опрокинулся набок. Я от неожиданности рефлекторно вцепилась в подлокотники, хотя изменившаяся картина мира никак не повлияла на гравитацию.

От странного угла обзора начала, было, кружиться голова, но очень быстро горизонт вернулся на своё место. Точнее, он просто исчез, сменившись тем самым огромным объектом непонятных очертаний. Наверное, это был большой космический корабль; во всяком случае, летели мы именно к нему, прямо в зияющую тёмную дыру овальной формы.

Темнота, затягивающая проём, оказалась похожа на какую-то непонятную мембрану, не пропускающую свет. Внутри, отгороженный ей, как плёнкой, находился… наверное, всё-таки ангар. Просторное полупустое помещение, в котором вправо и влево тянулись ряды таких же «запятых», как наш летательный аппарат.