You are not alone, brother (СИ)

– Я чувствую тебя, брат. Спасибо...

– Я всегда буду рядом, – Бог Грома мягко сжимает хрупкие пальцы мага в ладони и подносит к губам, – ты никогда не останешься один.

«Не останешься один... – эхом перекатываются в сознании слова, – никогда... один...». Трикстер чувствует тепло старшего, его дыхание у себя на щеке. Его пальцы, осторожно сжимающие ладонь.

Воздуха уже почти нет, накатывает тяжелое оцепенение, чувства исчезают. Локи отстраненно понимает, что сердце бьется все медленней, тише. Даже тот тусклый свет, что был, меркнет, сворачивается в спираль, звуки исчезают, истончаются...

Вот так заканчивается жизнь, вдруг четко осознает трикстер. Его бесконечная жизнь. И единственное, на что способно почти отключившееся сознание – заставить губы сложиться в одно короткое слово.

Тор внезапно чувствует, как едва заметно напрягается тело трикстера, его дыхание становится каким-то слишком уж напряженным, хриплым. А тонкие губы вдруг тихо, надорванно шепчут:

– Прости...

– Локи, нет! – беспомощно выкрикивает Бог Грома. – Пожалуйста!

Но трикстер уже не слышит. Его широко раскрытые глаза, блестящие от так и не скатившихся по щекам слез, не отрываясь, смотрят в потолок.

– Братишка, не оставляй меня! – не замечая градом текущих слез, судорожно всхлипывает Тор, – Локи, я умоляю! Останься...

Гладит заострившееся бледное лицо, вглядывается в зеленые остановившиеся глаза. Сил закрыть их – нет. Пальцы, дрожа, проходятся по тонкой коже вокруг глазниц, такой холодной, неживой.

Тор подхватывает легкое тело брата, устраивает у себя на груди и, прижав к себе, качает как ребенка, прижимаясь губами к чуть влажному виску трикстера. Целует каждый сантиметр, спускается к подбородку, проводит языком по холодной коже.

– Локи, я люблю тебя, – шепчет Бог Грома в плотно сомкнутые губы мага, чуть облизывает нижнюю, чувствуя на языке вкус брата, – как я буду дальше? – голос срывается, и Тор захлебывается позорными для воина слезами, утыкаясь в пахнущую холодом шею брата.

***

Тор не помнил, сколько просидел так, баюкая на руках мертвого брата. Время перестало иметь значение. Утекло сквозь пальцы. Бог Грома снова и снова целовал неподвижное лицо, хрупкое, худое тело, истончившиеся ладони. Как поверить в то, что тот, кого ты любил больше жизни, больше себя – теперь мертв?

Слезы уже давно закончились, осталось только сухая, разрывающая грудь боль, оцепенение. Тор переплетает пальцы с безвольными пальцами брата и сжимает руку. Так создается ощущение, что младший еще рядом, еще с ним.

И вдруг тело трикстера начинает будто светиться изнутри. Этот белый свет идет откуда-то из груди мага, разливается по комнате, плещется в неподвижных, так и не сузившихся зрачках мага. И, ярко вспыхнув, рассыпается яркими холодными искрами, оставляя Тора наедине с пустотой...