Эмма уже признала, что ей нравится эта игра, и не только та, в которую они играли. Она наслаждалась всей динамикой, которая была между ними. Он всегда удивлял её, заставлял смеяться и сводил её со своего чертового ума, но никогда не был скучным.
Она вспомнила ночь, когда он сказал ей, что любовь предполагает веселье, он практически делал слова взаимозаменяемыми, когда был с ней. Это было тем, чего не хватало в ее жизни, и он спросил ее, наслаждалась ли она этим.
И прямо сейчас в его глазах снова читался искренний вопрос — тебе весело? И если ответ будет «нет», она знала, что он, без сомнений, уйдет.
Но ответ не был «нет».
— Хочешь проверить теорию? — спросила она.
Она поклялась, что увидела, как ускорился его пульс, когда она задала вопрос, и его глаза вдруг загорелись чем-то, что граничило с весельем, печалью и умилением.
— Тебе никогда не будет так же весело ни с одним другим мужчиной, кроме меня, — сказал он.
Эмма придвинулась ближе, садясь на его колени. Он обернул руку вокруг её талии, притягивая к себе, оставляя всего несколько сантиметров между ними, чтобы смотреть друг другу в глаза. Он почувствовал запах клубничного красного вина в её дыхании, а она — в его; их губы почти соприкасались, но не достаточно…
И вот тут открывается дверь.
— Мам! — пронзительно крикнул Генри, рассеяно входя в квартиру и пыхтя, словно он бежал по лестнице.
«Чертовски вовремя!», — подумал Крюк, когда Эмма выпучила глаза и тут же попыталась слезть с его коленей.
— Я забыл свою… — Генри замер, когда он увидел, как Эмма скатывается с колен Крюка и падает на пол, а затем отчаянно пытается подняться.
Крюк попытался встать и помочь ей, но лишь присоединился к ней, издав полувскрик-полуворчание, так как оказал слишком сильное давление на свою больную ногу и свалился прямо на Эмму. Генри все еще тупо смотрел на них, когда им наконец удалось встать на ноги.
— Неа, в твоем глазу ничего нет, Крюк! Вообще ничего! — сказала Эмма чрезмерно громким голосом, явно чертовски взволнованная, и поправила свою майку.
— Э… да, хорошо, — сказал Крюк, желание её подразнить было почти непреодолимым. — Я был… обеспокоен.
Он выглядел, словно пытался сдержать ухмылку, потому что последнее слово он произнес так, будто он говорил нечто совсем другое; совершенно неисправим. Быстрый взгляд, которым она его одарила, сказал многое, фактически, он просто означал «я убью тебя, и никто не найдет твоего тела».
— Генри, малыш! — сказала Эмма, звуча, будто тоже бежала по лестнице, как и он, и только сейчас его заметила.
Как только она это произнесла, то поняла, как по-идиотски это прозвучало, так как все и так было прекрасно понятно, что здесь происходило, и ей просто захотелось треснуть себя по лицу.
— Почему ты сидела на Капитане Крюке? — спросил Генри, выглядя одновременно сконфужено и обеспокоено. — Здесь есть практически весь свободный диван и еще одно кресло.
— Генри, что ты здесь делаешь? — спросила Эмма, надеясь, что её лицо не было слишком красным.
— Я забыл зубную щетку… Извини, но мне всё еще непонятно, почему ты сидела на Крюке? — снова спросил он, глядя на Киллиана с подозрением.
— Как я только что сказала, я проверяла, есть ли что-то в его глазу, — повторила Эмма, запинаясь.
Она услышала, как Киллиан усмехнулся себе под нос, и задержала ногу над его больной ступней, угрожая наступить на неё, если он ещё раз осмелится посмеяться. И он тут же успокоился.
— Ага…
Боже, даже её одиннадцатилетний сын думает, что она несет чушь. Генри несколько раз перевел взгляд с Эммы на Киллиана, прежде чем спросить:
— У пиратов проблемы с глазами?
— Постоянно необходимо проверять, — серьезно ответил Крюк.
— Вы должны сходить к окулисту, — порекомендовал Генри.
— Тогда мне бы пришлось перестать видеть твою маму.
— Ну что ж! Пошли, найдем твою зубную щетку! — весело сказала Эмма, быстро указывая Генри следовать за ней. — Давай, не заставляй своего друга ждать!
Казалось, Генри решил, что Эмма права, и пропрыгал мимо Крюка по залу вслед за ней. Крюк наблюдал за тем, как Эмма нашла парню то, ради чего он пришёл, и как она снова все перепроверила, чтобы убедиться, что он больше ничего не забыл; и даже несмотря на то, как их нежелательным образом прервали, ему было приятно наблюдать, как она вела себя рядом с Генри.
И когда она была уверена, что у него было действительно все, что нужно, Эмма проводила его обратно до двери, проносясь мимо Крюка и волоча за собой Генри. Киллиан ухмыльнулся парню и отсалютовал ему двумя пальцами.
Однако Генри не ответил ему дружелюбием, вместо этого указывая на свои глаза и затем на Крюка.
— Надеюсь, что вы заметили это, с вашим-то плохим зрением, — достаточно громко сказал Генри, чтобы Крюк мог услышать.
Крюк изо всех сил сдерживался, чтобы не засмеяться. Казалось, сын унаследовал её оберегающую натуру — мальчик определенно был Прекрасным. Генри обнял Эмму перед уходом, и его быстрые шаги эхом раздавались в коридоре, пока он бежал. Крюк засмеялся, когда Эмма с глухим стуком ударилась головой о закрытую дверь.
— Этот милый малыш чуть было нас не спалил, — шумно вздохнула Эмма.