You raped my heart (СИ)

Но мужчина уже уходит. Просто разворачивается на пятках и идет, оставляя за своей спиной опешившего, растерянного Макса, совершенно не понимающего, в чем причина срыва Эрика. Макс лишь знает, куда он идет. Знает и не останавливает. Потому что в Эрике есть что-то такое страшное. Он видел его разным. Злым, раздраженным, ненавидящим, лютым, нетерпеливым, жестоким, но никогда таким… таким… таким… Отчаявшимся? То ли это слово? С Эриком что-то не то. Он на грани. На грани мыслей и чувств, всех эмоций, которые только может испытывать человек. А еще он изменился. Макс видит это отчетливо. Изменился, потому что впервые принял свое важное решение. Речь о войне, речь о том, что его воспитанник и ученик хочет сделать. И сделает. Макс не сомневается. Ну что ж, Джанин, это крах. И если бы даже в магазине его пистолета были пули, Макс знает, что не смог бы наставить дуло на Эрика и выстрелить ему в спину. Даже во имя идеи. Вот так и рушатся революции. Из-за человеческого фактора, из-за привязанностей и симпатии, из-за чувств. Иногда откровенно жаль, что люди — не машины. Тогда бы мир был куда проще.

Эрик минует несколько поворотов сужающегося коридора, останавливается около огромной железной двери, перегораживающей коридор, на панели набирает хорошо известный ему код, и кнопки пищат под его пальцами. Дверь раскрывается плавно, створки отъезжают в стороны беззвучно, и Эрик шагает в темноту. У него нет с собой фонарика, лишь зажигалка. Но мужчина знает, куда надо идти. Он прикасается рукой к стене, шершавой, с рытвинами и косой кладкой кирпича, и идет вперед. Дорога неблизкая, и к тому моменту, когда показывается поверхность, Эрик уже продрог. Когда он ступает на свет и чувствует запах земли и травы, то слышит щелчок взводимого курка. Охранники. Ну конечно же, само собой. Он бы удивился, если бы их не было. Очень бы удивился. На улице стоит вязкая, густая ночь. До носа мужчины долетает запах костра, а до ушей — тихие голоса и даже смех.

— Стоять! — командный, уверенный тон.

Вспыхивает электрический свет — яркий белый столп, направленный прямо на Эрика. Мужчина щурится, поднимает руки, демонстрируя собственную безоружность, пытается привыкнуть к слепящему свету. Но глаза слезятся, все перед ними стелет белой пеленой — слишком резкая смена тени на свет. Но вот способность видеть возвращается к Эрику, и он отчетливо различает дуло пистолета, направленное прямо на него. Черная дыра зовет и манит его. Эрик переводит взгляд с пистолета на того, кто держит его в руках. Он ожидает увидеть какого-нибудь зеленого новичка, которого поставили охранять один из тайных выходов из здания [тайный выход? не такой-то уж он и тайный], но вместо этого видит человека, которого ожидал найти здесь меньше всего. Но оно к лучшему. Это, определенно, к лучшему.

— Что мешает мне пристрелить тебя прямо на месте?

— Спокойно, Четыре, — говорит Эрик, смотря прямо в глаза своему извечному сопернику Тобиасу Итону. Потрепанному войной, выпачканному в земле, с заросшими подбородком и шеей, с лишними шрамами и ранами, но определенно живому. — Я пришел сдаваться. И говорить, — добавляет Эрик.

— Говорить?

— У меня есть информация, которая очень понравится твоей матери.

Кристина закусывает губу, заправляет короткую черную прядь за ухо и переворачивает страницу. Смотрит на очередной лист, испещренный маленькими печатными буквами, бессмысленным взглядом, выдыхает воздух и запрокидывает голову, закрывая глаза. Ей надо к друзьям. Просто решиться. Просто уйти. И предать Эрика. Предать? И когда только она стала мыслить так? Она не предает. Она совершает благое дело, останавливает тиранию и бессмысленную бойню. Это шанс на мир, и она не имеет права сидеть здесь и мяться. Она давно уже должна была все решить. Но Эрик…

Ход ее мыслей прерывает копошение в замочной скважине. Кристина хмурит брови. Он сегодня рано. Она откладывает книгу, даже не потрудившись заложить место, которое читала, закладкой, соскальзывает на пол босыми ногами и почему-то улыбается. Совершенно глупая, неуместная улыбка. Но ей хочется, господи, так хочется видеть этого человека. Просто потому, что это он. Вот такой, какой есть. Она почти привыкла, почти научилась наслаждаться его молчаливым обществом и колючими взглядами. Это Эрик. И он всегда будет таким.

Когда дверь распахивается, Кристина видит человека в черном и с маской на лице. Она ждет, что он сдернет ткань, но вместо этого человек в несколько широких шагов подходит к ней. И только тогда, когда он оказывается достаточно близко, девушка понимает, что происходит что-то не то. Эрик двигается иначе. Более грузно, но в то же время быстро и пружинисто, как большая, тяжелая кошка. Кристина даже не успевает издать ни звука, как рот ее накрывает широкая ладонь, и грубые волокна перчатки царапают нежную кожу девичьего лица. А в следующее мгновение девушка ощущает укус острой стали — нож входит в плоть, как в масло. Лезвие застревает по самую рукоять, пронзая сердце. Последней, запоздалой мыслью в сознании Кристины мелькает очевидная истина. К ней пришел не Эрик.