You're All I Want (СИ)

— Зачем же ты сейчас разбил девушке сердце? — протянул Тилль, обнимая резко погрустневшую Катрину за талию.

— Чтобы не делать этого потом, — отчужденно пробормотал я.

— Ты бросил девушку в день всех влюбленных? — робко спросила меня стоящая рядом с ним Катрина. — Это немного жестоко…

— На дискотеку идете? — вклинился между всеми нами как всегда веселый Шнайдер.

— Не знаю, — кротко отозвался я, все еще потирая свою многострадальную щеку, и Тилль, похлопав меня по плечу, удалился с Катриной прочь.

Мне почему-то было стыдно смотреть в глаза Рихарду, учитывая, что все это происходило на его глазах, да еще и половина лица у меня была красная, и выглядело это, мягко говоря, не очень. Когда все зеваки, наблюдавшие за нашим с Ритой бурным разговором, наконец разошлись и прозвенел звонок на четвертый урок, а шум сменился ожидаемой тишиной, мы с Рихардом завернули в пустой коридор и сели на скамейку у учительской.

— Пауль, — мягко позвал меня он, когда я отвернулся в сторону, не открывая руки от своей пылающей щеки. — Покажи мне свое лицо.

Я правда старался сделать так, чтобы он не видел этого, и пытался вовсе не смотреть на своего друга, но у меня это плохо получалось. Особенно после его просьбы.

— Нет, — буркнул я, еще сильнее отворачиваясь от Рихарда, но в следующую секунду его ладонь мягко накрыла мою руку и осторожно отодвинула её в сторону.

— Вот зараза, — с какой-то злостью в голосе пробормотал он, внимательно изучая взглядом мое лицо. — Так бы догнал и прочитал полезную лекцию о том, что нельзя бить людей, блять. Сильно она тебя…

— Я заслужил, — тихо отозвался я. Рихард тяжело вздохнул и лишь отрицательно покачал головой.

— Заслужил? Да никто не заслужил, чтобы его били, — он аккуратно провел тыльной стороной ладони по моей щеке и, придерживая мой подбородок большим и указательным пальцами, мягко повернул мою голову к себе, и я стыдливо отвел глаза, покорно подчиняясь ему. — Что бы он ни сделал.

— Сильно больно? — снова переспросил он меня, в то время как я молчал подобно немому, не в силах выдавить из себя ни слова из-за какого-то неожиданного и глупого стеснения, вызванного такой приятной близостью. Я наконец поднял на него глаза и просто не смог не улыбнуться, пораженный тем, с каким волнением он на меня смотрел. При дневном свете, в отличие от того, что было ночью, я мог отчетливо видеть его лицо, такое родное для меня лицо, обладатель которого стал для меня всем за последние полгода.

— Теперь нет, — я еле заметно улыбнулся, смущаясь под его взглядом. Он все еще гладил меня по щеке, и боль действительно уходила, сменяясь легкими и мягкими прикосновениями Рихарда, которые всегда так успокаивали меня.

— Сколько у тебя там валентинок? — неожиданно спросил меня он, кивнув на сжатые мною в руках открытки и Ритину коробку.

— Двенадцать, — сразу же ответил я, потому что уже успел подсчитать их на алгебре. — У тебя?

— Тридцать, — равнодушно бросил он.

— Лжешь… — пробормотал я, наконец подняв на него глаза. — Правда, что ли?

Тот лишь кивнул, поджав губы.

— Популярность, — задумчиво протянул я, понимая, что Рихарда действительно в школе знают все.

— Она мне не нужна, — в ответ сказал Рихард. — И эти клочки бумаги тоже.

— Знал бы ты, как чертовски прав, — ответил я.

— Я знаю, Пауль.

***

Снег на улице постепенно начинал таять, а солнце, которое всю зиму не грело и просто тускло висело на горизонте для картинки, теперь светило прямо в глаза, и по дороге в школу я подумывал о том, что неплохо было бы купить себе солнечные очки, а то наебываться из-за скачущих в глазах узоров после длительного залипания на солнечный свет уже стало образом жизни, а разбитые коленки моими вечными спутниками.

Високосный год, а это значит, что до конца февраля остается всего лишь две недели, которые я, как всегда, проведу без какой-либо пользы. Впервые за долгое время я зашел в школу и вздохнул спокойно. Я нашел в себе силы и сказал Рите правду. Ну или почти правду. Как бы то ни было, я был просто невероятно счастлив тому факту, что наши с ней «отношения» больше не являются достоянием общественности и мне не нужно краснеть перед своими друзьями за грязные слухи, которые о нас распускают. Я ощущал, будто наконец искупил свою вину перед Рихардом за это. Конечно же, он никогда не говорил мне об этом, да и зачем? Разве он станет… Но раздражение в его голосе и ненависть во взгляде, когда девушка подходила ко мне, ему не удавалось прикрыть ни своей невозмутимостью, ни непоколебимой гордостью.

Все же я был благодарен Рите в каком-то плане. Она меня немалому научила, помогла разобраться в себе и признать то, что честность и искренность в отношениях с людьми, которые тебя окружают, — это фундамент для абсолютного доверия. Все же мне было немного стыдно перед ней, но я скрыто надеялся, что эта история и ее чему-то научила. Вот только теперь Рита смотрела на меня очень странно: это была не ненависть или злость, а скорее любопытство. И я чертовски боялся, что она что-то задумала.