Z: Квази. Кайнозой

– Две трети… нет, наверное, половина населения Земли были, по сути, иждивенцами. Если они что-то и производили, то это едва окупало их потребление. Толпы офисного планктона, авангардных режиссёров, непризнанных поэтов и писателей, продюсеров, моделей, имиджмейкеров, копирайтеров, брокеров и юристов превратились в восставших или занялись более полезными делами. Многие страны третьего мира фактически обезлюдели, и стало ясно, что они находились на внешнем содержании. Которое прекратилось.

– Вот, – сказал Бедренец. – Дошли до сути. К началу двадцать первого века мир был полон никому не нужных людей, имитирующих полезную деятельность. И оказалось, что человечество прекрасно способно существовать без них.

– Это социальный дарвинизм, – сказал я. – Даже, не побоюсь этого слова, фашизм и нацизм. И расизм. И оголтелый… э…

– Империализм, – буркнул Бедренец. – Да как ни называй. В двадцатом веке развитие науки привело к появлению лишних людей. Вначале человечество сжигало их в топках войн и революций, а потом, набравшись гуманности, различными способами убедило не размножаться – отсюда пропаганда однополых отношений и бездетности, а ещё придумало множество ненужных никому занятий. В нормальном ресторане посетитель заходил в зал, хозяин помогал ему раздеться, сажал его за стол и готовил еду. Хозяину помогали жена и дети – если требовалось. Потом появились официанты и повара, которые бо`льшую часть времени скучали. А в двадцать первом веке в ресторане легко мог быть человек у входа, провожающий клиента к столику, гардеробщик, человек принимающий заказ, человек приносящий воду и напитки, втюхивающий тебе то или иное вино сомелье, шеф-повар, су-шеф и шеф по десертам, несколько простых поваров…

– Понял твою мысль, – сказал я. – Можно не перечислять девушку, продающую цветы, и скучающую у барной стойки проститутку. Впрочем, этих двух можно и совместить.

– В общем, бо`льшую часть материальных потерь никто и не заметил, – подытожил Бедренец. – Ну стало выпускаться не двести типов смартфонов в год, а десяток. Ну в магазине не сто пятьдесят сортов сыра, а двадцать пять. Художников, рисующих оленьим говном по папирусу ручной выделки или делающих инсталляции из разбитого унитаза и огнетушителя, теперь единицы – а были тысячи. Грустят по этому всему только отдельные фрики. Есть лишь одна вещь, потеря которой меня искренне огорчает. И не только меня.

Машина затормозила у полуоткрытых ворот в потрёпанном непогодой и временем дощатом заборе. У ворот висела едва читаемая вывеска: «Садоводческое товарищество “Лени…”».

Полностью название, к сожалению, я прочитать не смог.

– Вас подстраховать? – спросил водитель Бедренца.

– Спасибо, Игорь. Меня Денис подстрахует, – решил Михаил. Повернулся ко мне: – У тебя пистолет с собой?

– Э… – начал я. – Да, конечно.

Пистолет остался в квартире, под раритетным путеводителем по Питеру. Но говорить об этом было как-то неловко.

Бедренец недоверчиво посмотрел на меня.

– Со мной моё мачете, – сказал я. – И пистолет, конечно же. «Макаров». Хорошая вещица, вечная.

– Пошли, – сказал Михаил. Водителю бросил: – Ты на всякий случай этот вход покарауль. Если что… ну, знаешь.

Игорь кивнул, вылез из машины и встал чуть в сторонке от ворот. Крепкий дядька и явно имевший боевой опыт при жизни.

И наверняка с пистолетом.

Вслед за Михаилом я протиснулся в ворота, огляделся.

Ну, дачный посёлок, как его ни назови, всюду одинаков. Проезды, ограды, домики и зелень вокруг. Различаются лишь детали: проезды заасфальтированы, выложены плитами, или это просто утоптанная земля; между участками штакетник или забор выше человеческого роста; домики одноэтажные деревянно-щелястые или шале-бунгало в два-три этажа с башенками; вокруг домиков растут одичалые яблони и лучок с укропчиком на грядке или же разбиты альпийские горки с канадскими клёнами и японскими вишнями.

Этот посёлок был ближе к эконом-варианту. Нет, дома большей частью были в два этажа, но деревянные и старые. Сады тоже запущены, заборчики покосились, дороги отсыпаны щебёнкой и едва угадываются.

– Сдаётся мне, что здесь жила небогатая творческая интеллигенция, – сказал я. – Из числа тех, кто вначале ругал советскую власть, а потом капитализм.

– Верно, – сказал Михаил, не оборачиваясь. Он посмотрел на экран смартфона, где была выведена какая-то схема, кивнул. – Нам туда. Сигнализация сработала поочерёдно в четырёх домах, они шли из дома в дом.

– Да кто они? – спросил я. – Что тут брать-то? Я бы в такой посёлок и не зашёл… – Я быстро поправился: – Если бы был мародёром.

Бедренец посмотрел на меня с подозрением, кивнул и уверенно пошёл по краю дорожки, стараясь не шуметь и особо не светиться. Смирившись, я двинулся за ним.

Вначале мы увидели машину – старый «фордовский» пикап. Машина была пустая и стояла возле ворот одной из дач. То, что это пикап, меня обрадовало. Вряд ли кто-то ехал в кузове, значит, нам противостоит максимум два-три человека.

– Ага, – прошептал Бедренец с удовлетворением. – Крупный зверь попался. Мы его пару лет не можем взять с поличным.