За безупречную службу

Мир, который Анатолий Павлович Сарайкин ценой огромных усилий и риска построил вокруг себя, рухнул. Произошло это быстро, но не мгновенно, а поэтапно, как во время сильного землетрясения: мощный толчок, земля уходит из-под ног, трещат стены, звенит бьющееся стекло; потом наступает тишина, и ты переводишь дух, уверенный, что только что пережил самый страшный момент в своей жизни. Но за первым толчком следует второй, куда более сильный, земля расступается, и все, чем ты дорожил, кувырком летит в разверзшуюся у самых твоих ног, заполненную клубящейся пылью бездну. И тебе становится некогда жалеть о погибшем барахле, ценность которого перед лицом неотвратимо надвигающейся гибели мгновенно падает до нуля.

Катастрофу можно было предвидеть, но на этот раз чутье подвело Анатолия Павловича. Он соблюдал осторожность и опасался множества неприятных сюрпризов, но того, что случилось, не мог себе даже вообразить.

А было так. В начале первого ночи, миновав лесной массив и уже под высокой полной луной вырвавшись на простор заросших бурьяном и кустарником полей, он въехал в ремонтный цех заброшенной машинно-тракторной станции, где накануне спрятал свой внедорожник. Замаскированный гнилыми досками и обрывками старого рубероида джип никуда не делся и выглядел нетронутым — как, впрочем, и следовало ожидать в этих обезлюдевших, одичавших, как после большой войны или серьезной техногенной катастрофы, местах. Не теряя даром ни секунды драгоценного ночного времени, Анатолий Павлович старательно протер тряпочкой все, к чему прикасался, вышел из «девятки», протер дверную ручку и забрал с заднего сиденья спортивную сумку, оставив двери распахнутыми настежь.

Устроившись за рулем своего джипа и запустив двигатель, полковник включил в салоне верхний свет и поставил на колени сумку с деньгами: машине все равно нужно прогреться, так почему бы не совместить приятное с полезным?

Мощный мотор бархатисто мурлыкал под капотом, наполняя салон едва ощутимой приятной вибрацией. Растягивая удовольствие, полковник закурил и неторопливо, наслаждаясь каждым мгновением своего триумфа, потянул справа налево язычок «молнии». Замок открылся с характерным мягким стрекотанием, матерчатые края сумки разошлись в подобии широкой приветственной ухмылки, и при свете потолочного плафона полковник увидел внутри наваленные грудой обандероленные пачки стодолларовых купюр.

— Здравствуйте, ребятишки, — сказал он глядящим на него из сумки многочисленным портретам президента Франклина.

Бумажные президенты промолчали — впрочем, как показалось полковнику, вполне себе приветливо и даже дружелюбно. Их было не просто много, а очень много — настоящая чертова прорва, и Сарайкин вдруг испугался, заподозрив, что просто уснул за рулем и видит сладкий сон, наискосок пересекая полосу встречного движения в десятке метров от переднего бампера мчащейся в сторону Москвы большегрузной фуры.

Чтобы избавиться от ощущения нереальности происходящего и окончательно убедиться, что праздник наконец-то пришел и на его улицу, Анатолий Павлович запустил руку в сумку и взял первую попавшуюся пачку.

И сразу понял: что-то не так.

Бумага была чересчур гладкая, кончики пальцев легко скользили по ней, не ощущая привычной шероховатости рельефного тиснения. Преодолев глупое желание ущипнуть себя, чтобы проснуться, поскольку все это чем дальше, тем больше напоминало сон, только не счастливый, а такой, какого не пожелаешь и врагу, полковник выдернул из пачки верхнюю бумажку и посмотрел на просвет. При этом он уже отлично понимал, что совершает лишнее, бессмысленное действие: бумага была дрянная, слишком тонкая и на ощупь больше всего напоминала не деньги, а обычную писчую бумагу, причем далеко не самую дорогую. Глаза лишь подтвердили то, что уже почувствовали пальцы: ни водяных знаков, ни зеленого металлического отлива — ничего этого не было и в помине. Анатолий Павлович держал в руках грубую фальшивку, изготовленную на дешевом бытовом принтере, и что-то подсказывало, что таких фальшивок у него много — целая, пропади она пропадом, сумка.

Это был первый подземный толчок, заставивший заколебаться стены возведенного полковником Сарайкиным воздушного замка. В бессильной ярости разрывая в клочья фальшивки, которые стоили меньше, чем бумага, на которой их напечатали, Анатолий Павлович горько сожалел о том, что не может убить Зуду еще раз. Кинул, щенок, как ребенка, кинул! И ведь у мертвого не спросишь, куда он, сучий нос, упрятал настоящие деньги!

Потом он немного остыл, пришел в себя и сообразил, что Зуда здесь, скорее всего, ни при чем. Сопляк мог догадываться, что в тайнике будут лежать деньги, но откуда ему было знать, о какой сумме идет речь? То есть приготовить куклу заранее он не мог, и уж тем более не имел возможности состряпать ее по дороге от тайника к тому месту, где его подобрал Анатолий Павлович.