За безупречную службу

Сарайкин стоял на лестничной площадке запасного выхода между первым и вторым этажами, привалившись задом к подоконнику и держа около уха мобильный телефон. Второй аппарат, незаметно снятый им с тела Шуни, был спрятан под крышкой стола для совещаний в кабинете Горчакова. Там, в кабинете, попивая коньячок и ведя с рейдером непринужденную беседу, Сарайкин, обмирая от страха, под столом набрал на клавиатуре одолженного у покойника телефона номер своего мобильного. А когда собеседнику доложили, что Горчаков сломался и готов дать показания, просто нажал клавишу вызова. Поставленный на вибрацию мобильник у него в кармане зажужжал, и, делая вид, что отклоняет вызов, подполковник на него ответил, установив соединение. После чего засунул телефон Шуни под какую-то горизонтальную рейку с нижней стороны стола, допил коньяк и гордо удалился.

Выходка была, спора нет, рискованная, но игра стоила свеч, а под угрозой расправы Анатолий Павлович находился с той минуты, когда впервые встретился с этим долговязым упырем и его бандой. Угроза эта с каждым часом становилась все реальнее, и в какой-то момент подполковник с полной ясностью осознал, что, если не примет каких-то решительных мер, если и дальше будет покорно, как баран на бойню, идти туда, куда ведет его рейдер, его просто шлепнут — спокойно, мимоходом, в рабочем порядке.

Подполковник стоял, левой рукой прижимая к щеке мобильный телефон. Правая, тоже не пустая, пряталась за спиной — в ней был табельный «Макаров», заряженный и готовый к бою. Стрелял подполковник Сарайкин недурно, потому что любил это дело, имел к нему кое-какие способности и много тренировался. Позиция тоже была недурна: что сверху, что снизу рейдеры могли подходить только гуськом, и Анатолий Павлович не сомневался, что в случае чего отправится к чертям в пекло не один, а в приятной компании. «Бедные черти, — подумал он мимоходом. — Эти-то тряпичные рыла, поди, пострашней ихних будут!»

— Мне нужны гарантии, — донесся до него приглушенный крышкой стола тусклый голос Горчакова.

Рейдер снова рассмеялся.

— Вы не перестаете меня удивлять, — весело сообщил он. — Я, лично, не вижу в чтении детективных романов и просмотре телевизионных сериалов аналогичного содержания ничего предосудительного. В рамках дозволенного каждый может развлекаться, как ему нравится, да и мозгам нужно время от времени давать отдых. Я, например, обожаю смотреть комедии, и чем комедия тупее, тем лучше — полный релакс, нирвана… И — бонусом — приятное сознание, что ты далеко не самый глупый человек на свете. Но чтобы взрослый, солидный, умный и образованный мужчина, директор режимного объекта, пытался подражать героям этих убогих мыльных опер — это, знаете ли, да… Какие гарантии, Михаил Васильевич? Как вы их себе представляете, эти свои гарантии? Вам что, расписку выдать: я, такой-то и такой-то, обязуюсь не брать к ногтю поименованных ниже граждан при условии соблюдения ими пунктов настоящего договора под номерами… Так, что ли?

— Я скажу, где папка, когда буду знать, что мои жена и дочь находятся в безопасности, — объявил Горчаков.

Рейдер закурил новую сигарету, подошел к окну и некоторое время, дымя, молча любовался закатом.

— Правду сказал я, шотландцы, — все так же, не оборачиваясь, нараспев заговорил он, — от сына я ждал беды. Не верил я в стойкость юных, не бреющих бороды…

До Сарайкина не сразу дошло, что это стихи. «Чего он нанюхался?» — подумал подполковник чуть ли не с растерянностью.

— А мне костер не страшен, — глядя на повисший над крышей механического цеха малиновый диск, продолжал рейдер, — пусть вместе со мной умрет моя святая тайна, мой вересковый мед… Помните? — произнес он нормальным тоном и резко обернулся к Горчакову. — Лев Кассиль, школьная программа по литературе за какой-то там класс… Я их отпущу, а вы мне после этого дулю под нос? Нет уж, голубчик, так не пойдет! И потом, скажите на милость, как вы намерены убедиться, что они в безопасности? Ведь опять придется верить на слово — или мне, или им. А откуда вам знать, что дочка радостно кричит в трубку: «Папочка, все в порядке!» — не потому, что ее мамочке в эту минуту приставили ко лбу пистолет?

— Вы не оставляете мне выбора, — подавленно произнес Горчаков и зачем-то посмотрел на часы.

— Ну наконец-то! — воскликнул рейдер. — Наконец-то до вас дошло! Вот именно, выбора нет, причем с самого начала. И вы совершенно напрасно строили из себя героя-подпольщика на протяжении долгих тридцати шести часов. Отдали бы папку сразу, и сейчас, в эту самую минуту, собирались бы домой после обычного трудового дня. А дома, как всегда, вас ждали бы соскучившиеся родные, телевизор и горячий ужин. Под коньячок…

— Я просто не сразу сообразил, что он тогда имел в виду, — сказал Горчаков.

— Это уже не имеет значения, — пресек эту неуклюжую попытку оправдаться рейдер. — Не сообразили или сообразили, но не захотели говорить — какая теперь разница? Главное, что консенсус достигнут. Итак, что же именно вы не сразу сообразили?