За боем бой

- Погодите, - главком стукнул костяшками по столу. - Возможное, но нужное ли? Хорошо, Уфу мы взяли, а что дальше? Красная Армия далеко, боеприпасов в Уфе по данным разведки мало. Ханжин тут же подтянет войска и мы увязнем, а если потом и вырвемся, то потеряем людей и растратим последние боеприпасы, а до своих еще далеко. Вот так я думаю, товарищи!

- Правильно! - согласился Николай Каширин и, обернувшись к брату, добавил: - Нельзя так, Иван, с налету. Трезво нужно к делу подходить, взвешивать!

В конце концов решили так: чтобы ввести белых в заблуждение, инсценировать атаку на Уфу, а самим тем временем двинуться к Иглино, пересечь Самаро-Златоустовскую железную дорогу и форсировать реку Уфимку.

Вечером собрали митинг в бывшем директорском саду, выкатили здоровенную бочку, на которую, морщась от боли в спине, взобрался Блюхер. Мы с Сашей стояли в толпе, совсем недалеко. Перед главкомом уже выступил Калмыков и призвал богоявленцев влиться в Сводный отряд и идти на соединение с Красной Армией. Василий Константинович напомнил рабочим, как тяжело они жили при царе и что освободила их от гнета Советская власть. Сейчас эта власть ждет от них помощи, поэтому не время думать о себе, а должно радеть об общем деле. Только в единстве и согласованности - сила рабочих, только общими усилиями можно сделать Урал Советским навсегда!

Вслед за Блюхером на бочку вскочил рабочий Калашников. Он яростно подхватил слова главкома и говорил о том, что настал час выбора, а выбор может быть только один - уйти с Блюхером и Кашириным, хотя и горько оставлять тут на милость белогвардейских бандитов детей, родителей, жен... Выступали и другие рабочие.

Потом слово снова взял Калмыков:

- Поход будет трудный, а самое горькое - оставлять здесь родных. Но можно схорониться - нам не впервой. Мы торопить не будем. Давайте сейчас разойдемся и посоветуемся, а потом уже проголосуем...

Был теплый летний вечер. Мы с Сашей шли по городу. Возле домов или просто на улице под деревьями бойцы прощались с семьями. Голосили женщины, вслед за ними ревели ничего не понимающие дети. А рабочие не знали, как успокоить их, и в волнении перекидывали винтовки с одного плеча на другое... Доносились обрывки разговоров:

- Маманя, ну ты не плачь... Все будет хорошо - разобьем белых и скоро вернемся...

- А мы-то как?

- Да не тронут они вас, не звери же...

- Звери! - это сказала Саша. - Ты слышал про Петю Калмыкова? (Мы как-то неожиданно и совершенно легко перешли на ты.)

- Это его сын?

- Нет, племянник. Пятнадцать лет... Они его захватили, хотели узнать о наших, издевались, пытали, а потом повесили. Когда его хоронили... Саша несколько мгновений шла молча, сдерживая слезы. - Ты знаешь, ему выкололи глаза, отрезали язык, а на теле было сто штыковых ран... Звери... Пойдем я покажу тебе могилу, это здесь, в саду...

На свежем холмике лежали чуть увядшие цветы.

- После нашей победы, - очень тихо говорила Саша, - мы должны жить необыкновенно чистой и справедливой жизнью, иначе зачем все эти жертвы!

- Наверное, так и будет...

В это время над Богоявленском прокатился протяжный гул: сторож бил колотушкой по чугунной доске, снова собирая людей на митинг. Когда мы вернулись, на бочке стоял Калмыков и громким голосом кричал:

- Кто за то, чтобы идти с Блюхером и Кашириным?

И сам первый поднял руку. Вслед за ним тянули вверх ладони и те, кто уходил, и те, кто оставался.

- Кто за то, чтобы семьи остались здесь?

И снова первый поднял руку. И снова вслед за ним, но уже не так уверенно, тянулись вверх руки.

Калмыков оглядел земляков, медленно низко поклонился и спрыгнул с бочки.

С нами уходили только женщины-большевички - им оставаться нельзя.

Сегодня с утра готовились к выступлению. В отряд записалось много добровольцев. Командиром богоявленцев выбран Калмыков.

Завтра выступаем...

(Без даты)

16 августа мы вышли из Богоявленска. Бойцов пришли провожать семьи. Женщины и дети плакали. Одного пожилого рабочего хватали за полы пятеро ребятишек: "Папа, папа, не уходи..."

Белым не терпелось занять Богоявленск, сотня казаков влетела на окраину города и помчалась к штабу, началась беспорядочная стрельба. Калмыков и его брат Федор с отрядами бросились в обход белых. Женщины и дети влезли на крыши и оттуда подсказывали, где враги. Атаку отбили.

Мы двинулись к Архангельскому меднолитейному заводу, семьи провожали нас верст десять. 17 августа к нам присоединился Архангельский отряд, командир - латыш Данберг. Скоро нас догнали бежавшие из Богоявленска. Сразу после нашего ухода белые заняли город. Саша оказалась права, а директор завода Пунг, меньшевик, оказался сволочью. Он обещал не трогать семьи бойцов. Многих отправили в Стерлитамак, в тюрьму, а нескольких рабочих сразу же расстреляли в школе. Под звук духового оркестра. Рассказывают, что специально для расправ из Стерлитамака приехали офицеры контрразведки - Шнейдерман, Пылаев и мой знакомец Юсов. Ну, с ним я еще встречусь.