За час до полуночи

Увеселительная прогулка прибавила еще одну звезду на погоны Бёрка, он стал полковником, а я дослужился до капитана, а будь все иначе, я учился бы только на третьем курсе Гарварда. Однако моя нынешняя жизнь была увлекательна, полна энергии и романтики, и деньги текли к нам рекой, как он и обещал. Спустя два года те из нас, кто уцелел, мечтали выбраться оттуда, хоть в чем мать родила.

* * *

Вопреки распространенному мнению, большинство наемников шли воевать в Конго по тем же причинам, по каким юноши вступают в Иностранный легион. Это происходит, когда понимаешь, что можешь примириться с действительностью. Я имел возможность видеть, что осталось от противников режима, распиленных местными карателями циркулярной пилой на лесопилке. Мои знакомые наемники, которые разделывались с пленными, сбрасывая их в озеро Киву, упаковав в старые ящики от боеприпасов, правда, поступали так, если уж им очень надоедала стрельба по живым мишеням.

Положение между двумя крайностями сильно повлияло на мой характер, но Пьет Джейгер, один из немногих, оставшихся в живых из нашего самого первого состава, не изменился нисколько. Как ни странно, он не был расистом, хотя происходил из маленького городка в Северном Трансваале, где, например, кафров не считали людьми.

Пьет присоединился к нам потому, что дух приключений и наличие денег в кармане выгодно отличались в сравнении с нудной работой на семейной ферме, где вдобавок ко всему хозяйничал его отец, а он принадлежал к типу суровых воспитателей с хлыстом в одной руке и Библией в другой. Хлыст гулял по спине Пьета столь же часто, как и по спинам кафров, которые имели несчастье работать на ферме. Пьет боготворил Бёрка и без сомнений последовал бы за ним хоть в самый ад.

Теперь я наблюдал в зеркало, как этот молодой светловолосый бог с бронзовой кожей, идеал режиссера на роль образцового офицера СС, раздираемого угрызениями совести и в финале жертвующего собой ради девушки, с бесконечным терпением сбривал мне бороду.

Легран стоял в дверях, упершись плечом в притолоку, его добродушное крестьянское лицо не выражало никаких эмоций, из-под густых усов торчала галльская сигара. Как я уже говорил, большинство из нас искали приключений. Один из них – Легран – убийца без снисхождения и жалости. Бывший боевик ОАСа, он скрывался в Конго. Несмотря на мою молодость, Легран почему-то всегда выказывал ко мне недоброжелательное отношение. Подозреваю, что причиной тому послужило мое умение стрелять, как, впрочем, и все остальные преимущества.

Пьет осторожно отнял горячее полотенце и отступил назад: из зеркала на меня смотрел изможденный незнакомец с почерневшим от солнца лицом и неподвижным взглядом, устремленным куда-то вдаль, будто в ожидании неприятностей.

– Нарастить немного мяса на костях, вот и все, что тебе надо, – улыбнулся Пьет. – Хорошая пища и побольше красного вина.

– И еще женщину, – добавил Легран совершенно серьезно. – Хорошую бабу, чтобы выходила тебя. Здесь нужна женская ласка.

– Говорят, всего этого полно на Сицилии, – заметил Пьет.

Я пристально взглянул на него, но, прежде чем успел спросить, что он имел в виду, на террасу вошла женщина. По виду гречанка лет тридцати – тридцати пяти, трудно сказать точно, сколько лет привлекательной женщине в таком возрасте. Она остановилась, нерешительно глядя на нас добрыми, спокойными глазами. У нее были слегка округлые формы тела, кожа оливкового цвета, а по плечам струились волны черных как ночь кудрей.

Лагрен и Пьет расхохотались, и Пьет стал подталкивать француза к выходу.

– Мы оставим вас наедине, Стаси.

Их смех еще доносился из-за закрытой двери, когда женщина подошла ближе и положила на постель два чистых полотенца и белую рубашку. Она улыбнулась мне и произнесла что-то по-гречески. Языка я не знал и поэтому попытался объясниться по-итальянски, вспомнив, что итальянцы стояли на острове во время войны. Но ничего не помогло; не понимала она и по-немецки.

Я безнадежно развел руками, она вновь улыбнулась в ответ и почему-то взъерошила мне волосы, как мальчишке. Я все еще сидел перед туалетным столиком, за которым Пьет сбривал мне бороду, и она подошла так близко, что ее грудь оказалась совсем рядом, на уровне моего лица. Она не пользовалась духами, но ее дешевое хлопчатобумажное платье выглядело, словно только что из прачечной, и пахло чистотой и свежестью. И во мне вновь проснулось уже давно забытое желание.

Проводив ее взглядом, пока она пересекала комнату и шла через террасу, я сделал несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться. Сколько времени пролетело, утекло безвозвратно, и вот Легран вновь точно нашел болевую точку. Я снял свою арабскую накидку и начал одеваться.

* * *

Вилла стояла на холме, возвышаясь над белым песчаным пляжем на пару сотен футов. В ней явно угадывались черты бывшего фермерского дома, который кто-то с любовью перестроил.