За час до рассвета

— Фрицы закапывают баки в землю, — ни к кому не обращаясь, проговорил Василий. — Не иначе — бензохранилище устраивают…

— Где? — живо заинтересовался Метелин.

— Метрах в двухстах от Северного виадука. Проезд там запрещен. — Поднял стакан. — Ну что ж, давайте по второму. За ваш успех, невидимые герои, за брата, за сестру, за тебя, Семен Степанович.

Константин гневно стукнул стаканом о стол:

— Хватит паясничать, Василий… Кстати, никаких Семенов Степановичей здесь нет, перед тобой Иван Бугров. Понятно?

Выпив еще, Василий немного захмелел, оживился и на правах хозяина не в меру многословил:

— Кругом фантазеры развелись. Позавчера в очереди у магазина бабка говорила: «У немцев танки на воде работают». Кто-то рассмеялся: «Не загибай, мамаша!» А та продолжает: «Истинный бог, сама видела. Взял немец у меня ведро воды, залил в бак для горючего, всыпал порошок и поехал»… Мистика! Прикрикнуть бы: не бреши, вертихвостка. А люди молчат. Я где-то читал: нет ничего трусливее перепуганного мещанина. Это, конечно, верно. Но, с другой стороны… Моторов у них не счесть… Солдат не сделает и шагу пешком, всюду на машине…

— Порошок вместо бензина — чепуха, — заговорил Метелин. — Вот так и распространяются нелепые слухи. Бред бабки ты передал нам, кто-то из нас — другому да еще от себя добавит: «Сам слышал от лейтенанта Красной Армии, а он человек компетентный, с высшим образованием». А фрицам на руку, их непобедимость этим утверждаем. От подобной чепухи действительно может кое у кого зародиться страх, паника. Вот для чего нам надо развеивать этот миф о непобедимости вермахта…

□

С рассветом Ирина и Костя поспешили на работу. Семен и Василий, пока хозяйка готовила завтрак, обстоятельно поговорили. Василий рассказал, как попал в окружение под Минском. Немецкие автоматчики погнали пленных на запад. Ночевали у речки. Перед рассветом, Василий забрался в воду и, опустившись на дно, дышал через камышину, пока не ушла колонна. Крадучись, пробрался через всю Украину к себе домой.

— Не хочу отставать от меньшого брата, — твердо сказал Василий. — Окажи доверие, не отталкивай. У меня лошадь и пропуск во все концы города…

— Лучше не придумаешь, — одобрил Семен, — запоминай штабы, склады с горючим, квартиры генералов.

— Эх, план города раздобыть бы.

— Тебе он ни к чему: данные передавай Ирине, а она знает, что с ними делать.

— А я думал — тебе…

Помня наказ Максима Максимовича всегда быть предельно осторожным, Метелин схитрил:

— Меня в городе не будет.

— Значит, повоюем, — потирал руки Василий. — А то я совсем захирел.

Уезжая, Василий наказал Насте получше накормить гостя и до темноты не выпускать из дому.

Днем Метелин вышел в сенцы. Отсюда одна дверь вела в коровник, другая — в катух к кабану, третья — в сарай, где дрова и сено. Заглянул в сарай, увидел деревянную лесенку в погреб.

Дом построен удобно: под одной крышей расположены все хозяйственные службы… Забрался на чердак — весь хутор как на ладони. Он разместился в Безымянной балке, вдали от проезжих дорог. Крутые склоны балки сплошь заросли колючим терном. Название свое — Пятихатки — хутор и впрямь оправдывал. Семен насчитал семь домов. Их камышовые крыши прятались под высокими фруктовыми деревьями. По дну балки протекает ручей.

В Пятихатках живут огородники. До войны это было небольшое подсобное хозяйство комбайнового завода. Вокруг города, по берегам лиманов, рек, по балкам, разбросано несколько десятков таких хуторов. Некоторые из них были построены еще до революции богатыми казаками, державшими рыбный промысел, или скотопромышленниками, содержавшими на вольном степном выгуле отары овец или косяки лошадей. Другая часть хуторов возникла при Советской власти, когда была поставлена задача, чтобы каждый завод, фабрика для столовых выращивали свежие овощи, имели свое молоко и мясо. Сейчас в таких хуторах остались лишь женщины с детишками да убогие старики.

«Самое подходящее для типографии место, — прикинул Семен, осматривая Пятихатки. — Только согласится ли Василий?.. Не испугается ли Настя? Да и мне самому неплохо бы здесь поселиться».

В тот день к Трубниковым прибежал заплаканный Витька: повесили его отца, тестя Михаила Полякова. На груди прицепили фанеру с надписью: «Взрыватель моста. Это ждет каждого партизана».

Шестидесятилетний старик служил сторожем на железнодорожном переезде. Взяли его прямо с работы.

Надежда Илларионовна тяжело вздохнула:

— Господи, погляди, что творят ироды на земле. Если ты есть, порази не гневом, а огнем этих окаянных фашистов…

Вечером Ирина заметила на кухне икону. Надежда Илларионовна не верила в бога, в церковь не ходила. Кивнув на угол, спросила:

— Мама, зачем это?

— Доченька, икона хлеба не просит. Нехай. Может, там, — указала пальцем на потолок, — и есть что, может, услышит материнское проклятье…

Ирина грустно улыбнулась.

— Черепичная крыша там, мама, — тихо сказала она.

Надежда Илларионовна неопределенно махнула рукой.

НОЧЬ В РАЗВАЛИНАХ